Инстинкт гнева

Женя перевела дух и принялась лихорадочно искать в сумке платок. Отыскался он, как обычно, на самом дне. Девушка старательно вытерла нож, затем руки и забросила окровавленную тряпицу в кусты. Нервное напряжение пошло на убыль, и страшно захотелось писать. Так бывало всегда после чего-нибудь страшного. Женя сделала пару шагов в сторону от дороги и уже собралась присесть, как вдруг уловила запах костра. Девушка повертела головой и заметила между деревьями слабый отблеск. Поскольку воинственный пыл пока еще теплился, она покрепче сжала рукоятку ножа и бесстрашно двинулась на свет костра.

Из зоны света и тепла выскользнула и попятилась под прикрытие деревьев какая-то тень.

— А ну, стой! — крикнула Женя, взмахнув ножом. — Сядь, где сидел, не то порежу!

— Э-эй, соседка, ты чего?! — тень проковыляла обратно к костру. — Убери перо! Сдурела, блин, девка!

Ни ростом, ни фигурой, ни походкой этот человек на помощника зверя не смахивал даже отдаленно, и Женя немного остыла. К тому же она узнала в нем старого знакомого. Он всегда был выпивохой, но других серьезных прегрешений за ним не числилось, а крови, насколько помнила Женя, он вообще боялся, как огня.

— Еремей, ты?

— Я, на, кто ж еще? — бывший сосед Еремеев уселся на какой-то ящик. — Ты чего тут ночью забыла, на? Сымаесся, что ль?

— Кто это был? — Женя сложила нож.

— Где был, на? — сосед повертел головой. — Тут прямо был?

— С ручника снимись! — Женя почувствовала, что ее снова начинает потряхивать, но теперь не от страха и напряжения, а от элементарной злости на этого тупицу. — Он отсюда к дороге вышел, раненого притащил к белому фургону!

— Какого, блин, раненого? Какой, блин, фургон? Кто ранил, на? Ты, что ль? Пырнула, что ль? Ну, ты даешь, на! — Еремей хрипло рассмеялся и подмигнул. — Всем?

— Не дождешься, тебе не дам, — Женя спрятала нож и попыталась успокоиться. — Кто он? Ты сним квасил?

— Ну, может, и с ним, на, я ж не знаю. — Еремей поскреб в бороде, кого-то изловил и раздавил грязным, обломанным ногтем. — Вечеряли мы тут с одним корешем у костерка, а потом он вдруг с места в карьер, на, и был таков. Приспичило небось, с кем не бывает?

— Давно приспичило?

— У меня тут «ходиков» нет. Ну, может, с полчаса.

— И больше никого тут не было?

— Не-а.

Еремей будто бы невзначай постучал корявым пальцем по Жениной сумке. Поскольку там ничего не звенело и не булькало, интерес к пустому багажу он тут же потерял. Женя тем временем собралась с мыслями.

— Как он выглядит?

— А я разглядывал, на? — сосед зевнул и поворошил угли обгорелой веткой. — Голос, на, вроде знакомый, наливал поровну, на кой бес мне его разглядывать? Я не разглядывал. Вот если б он себе больше плеснул, на, я бы его…

— Хватит трепаться, — грозно приказала Женя. — Голос на чей похож?

— Да бес его знает, на. — Еремей пошарил в траве позади себя и выудил влажный бычок. — У тебя папироски нет?

— Нет.

— А парфум не китайский? Говорят, с китайского сразу боты на шкаф. Польский лучше всего, на. У тебя какой?

— Не пользуюсь. Дезодорант пойдет? Шариковый, отечественный.

— Не-е, блин, я чего, лизать его буду, что ль? — Еремей отвернулся, вынул из костра тлеющую ветку и принялся старательно раскуривать бычок. Преуспев, он задумчиво почесал под кепкой лысину и вернулся к теме: — Может, и не похож голос-то. Просто показалось, может. Он же наливал, вот я и…

Женя махнула рукой и быстро пошла к дороге. Толку от такого свидетеля ноль. Вот если ему налить… нет, все равно будет ноль. Насочиняет он за бутылку больше Толстого, но Жене сочинения Еремея, бывшего соседа по площадке, а ныне «странствующего алкаша», до лампочки. Она была уверена, что эту бессовестную скотину, страхующую маньяка, сумеет найти и без помощи случайного собутыльника. У Жени имелись кое-какие знакомые и среди «дружинников», и среди хулиганов. Не одним, так другим «тема» должна понравиться. Лучше бы, конечно, подписались «дружинники», связываться со шпаной — не лучший вариант, но упускать возможность покончить с кошмаром никак нельзя. В конце концов, шпана не менты, отыщут прихлебателя в момент и забесплатно. А через него и на маньяка выйдут. Им этот зверюга тоже порядком надоел. Во дворе говорили, что одна из погибших девчонок дружила с Бритым, а он как раз из «бригады» Кощея — «бандитствующего патриота» и вообще скользкого типа, но при этом большого любителя спокойствия и порядка в родном районе. В общем, дело стоило нервов.

* * *

— Выглядите, как подстреленный орел, — мастер Чесноков усмехнулся. — Болит?

Вообще-то Островский не находил в сложившейся ситуации повода для веселья. Совсем не находил. Начальству, конечно, виднее, да и дырка в животе не у него, но все-таки можно было вести себя и потактичнее.

— Ноет, — Островский поморщился и осторожно погладил бок. — Заживает непривычно медленно. Шесть часов прошло, а рана до сих пор не затянулась.

— Главное — живы, — мастер развалился в кресле и поправил очки.

Островский внутренне вскипел, но постарался скрыть эмоции. Что поделать, если так сложилось? Начальство не выбирают.