Том продолжал стоять у двери и наслаждаться сладковатым запахом. Он бы делал это долгие часы, если бы не понял, что и так долго стоит на одном месте. Закрыв дверь, он продолжил осмотр зала. В двух боковых комнатах он нашел кладовые, где стояли высокие стальные стеллажи, на которых красовались консервы с едой и батарейки для фонарей, которыми никто не пользовался очень давно. Пятидесятилитровые канистры с водой, семена различных растений и медицинские препараты. Просматривая каждую из этих вещей, Томас всё сильнее и сильнее злился на всех отцов, которые находились в этом зале и ничего никому не говорили и не делились, даже в самые тяжелые времена. Все считали, что они живут так же плачевно, как и бойцы, но стеснялись всех из-за высокого статуса, а на самом деле шиковали в своих крысиных норах.
Одна из дверей с другой стороны была опечатана. На ней не было дверной ручки или любого другого способа открыть её. Она отличалась от всех остальных тем, что все её края были приварены к стальной раме. Ничего не покидало пределов той комнаты, ни звуков, ни запахов. Томас посчитал, что она была заварена с самого переворота, и возможно, там самая страшная тайна отцов и всех, кто принимал участие в том событии. Осталось ещё несколько комнат, и Томас горел желанием осмотреть их. Заглянув в следующую, он встал колом. В полутьме от пары ламп он увидел небольшое помещение. Оно было переполнено деревянными яслями и низкими крохотными кроватями, которые были идеально построены под размер маленького ребёнка. Помещение ужасно смердело множеством странных запахов, а все постельные принадлежности были перепачканы и покрыты тёмными пятнами.
Томас вспомнил слепого старика из Граунд-Хилла, который говорил, что из бункера происходят поставки детей не только мужского пола. Именно в этом небольшом помещении находились все дети, которых приводили в «ночь продолжения» каждые пару месяцев. Здесь их сортировали и выбирали им будущее. Выбирали им место жизни, семью и место смерти. Томас осознал, как отцы, с самого начала их правления и установления нового режима, водили всех за нос и обманывали. И только демонстрация всем этих комнат, могла уже послужить сильным доказательством против них и быть наилучшим механизмом для их свержения. Их тайна стоила многим людям жизни, и в конечном итоге, их империя превратилась в прах.
Пройдя через несколько кроватей, он насчитал шестьдесят штук… шестьдесят детей, которых часто отправляли в другие места, где они не могли быть самими собой, где они доставлялись в виде товара и удобного ресурса для обмена. На одной из стен, что стояла между соседней комнатой с приваренной дверью, находилось окно. Оно было длинной во всю стену. Даже стоя на достаточно большом расстоянии от него, Томас мельком смог разглядеть сидящих у стен мумифицированных людей в камуфляжных одеждах. Это была очередная страшная тайна отцов.
Томасу уже не хотелось отправляться по остальным комнатам и изучать их. Но он должен был. Если он собирается встать во главе правления бункера и быть его командующим, то он обязан знать всё о том, что у него будет под рукой, даже если там будет самая безумная и ужасная тайна всего человечества.
Последние четыре комнаты были личными покоями отцов. Но Томас открыл их быстро, проверяя одну за другой, потому что вид только одной был достаточен, чтобы вся картина сложилась в его голове. Первая комната принадлежала отцу Бернарду. Помимо схем коридоров, старых фотографий, книг и инструментов из старого мира, на столе была большая книга правил бункера. Самой страшной находкой в комнате Бернарда и других комнатах было то, что в углу помещений были худые бледные девушки разных возрастов. Их кости выступали из кожи, они были немощными и смертельно бледными, как стены. Их глаза были чуть темнее кожи, что говорило об их слабости, они были не только физически немощны, но и психологически. Их рты были зашиты, из-за чего те не могли говорить, если вообще умели. Они сидели кучей в своих углах, пытаясь спрятаться друг за другом от Томаса. Он бы не удивился, если бы они любили отцов, как своих хозяев и спасителей, а они любили их. Об этом говорил страх перед кем-то новым, ведь те девушки росли только в присутствии отцов, а значит не знали других людей, не знали другой жизни и обращения к ним. Они были одеты в лёгкие и полупрозрачные сорочки, под которыми были совершенно нагими. Ну руках и других частях тела красовались чёрные синяки и порезы.