— Тимур? — с веселым интересом переспросила Ирина.
— Не-е, я перепутал, — поправился Лешка, — не Тимур, а Марат.
— Мюрат, ты хочешь сказать, — уточнила Ирина, — один из маршалов Наполеона.
— Он самый! — обрадовался Лешка.
— Почти правильно, только королем Швеции и Норвегии стал другой сподвижник Бонапарта – Бернадотт.
Лешка счел за лучшее скромно промолчать, потому что его знания по истории были почти исчерпаны. Кроме того, он был уверен, что «Бонапарт» – это название мехового магазина, где его мать покупала себе шубу, и сомневался, не разыгрывает ли его Ирина. На лице Томского-старшего была написана мука.
— Что делать? — спросил он. — Плакать или смеяться? Такой каши в голове даже у меня в свое время не было! Это ведь будет чудо из чудес, если с такими познаниями его возьмут в лицей! Тут не поможет даже твое знакомство с директором.
Сергей заглянул Ирине в глаза и увидел в них искорки еле сдерживаемого смеха.
— Примерно такие же перлы выдавал Максим, когда готовился поступать в юридический, только он сделал бедного Тимура римским императором, — улыбнулась она. — Когда бабушка это услышала, то ей чуть не стало плохо от смеха. Потом она принесла из детской библиотеки несколько книжек по истории и заставила Макса читать их вслух, а сама сидела и слушала.
— Это садизм! — прокомментировал услышанное Лешка. — Я надеюсь на более гуманные методы.
— Не надейся, — мрачно пообещал ему отец. — Максиму это помогло?
— Не очень! — рассмеялась Ирина. — Историю он сдал на тройку, сочинение тоже написал кое-как, но на заочный все-таки прошел. Уже пятый год учится, третий курс до сих пор не преодолел, но к пенсии, глядишь, учебу закончит.
Лешка решил воспользоваться моментом. Он давно хотел купить несколько новых игрушек, но отец поставил условием хорошие оценки за год, так что о покупке он уже не мечтал. Теперь же Лешка заявил, что книжки он читать не отказывается, но ему нужны обучающие программы, которые продают в компьютерном магазине. Сергей согласился дать денег на диски и даже на пару игр, но решил сам проконтролировать, что будет куплено. Ирина, конечно же, пошла с ними.
Валентина Михайловна осталась одна. «Еще даже не подали заявление, а она уже всем начала распоряжаться! — ее переполняли обида и возмущение. — Где жить, в какой школе Алешеньке учиться, какие книжки ему читать, куда поехать на каникулы – все она решает, Сережа даже не пытается ей возражать. А моим мнением не интересуется никто! Вежливо отодвинули в сторону, чтобы не мешала. Хорошо, не буду, но порог того дома не перешагну!» Мать Сергея вспомнила идею сына объединить две их квартиры, у него даже был вариант обмена на четырехкомнатную – кто-то из его бывших сослуживцев хотел разъехаться со взрослыми детьми. Валентина Михайловна сначала заинтересовалась этим предложением, подумав о необходимости отдельной комнаты для Алеши, но чуть только представила себе, что в таком случае придется жить с «этой особой», как она теперь за глаза называла Ирину, постоянно видеть ее, слышать хрипловатый, совсем неженственный голос, который так раздражал Валентину Михайловну, то приняла бесповоротное решение – вместе они никогда жить не будут. Сергей заметно расстроился и больше разговоры на эту тему не заводил, но стал обсуждать с Ириной, какую перестановку сделать в ее квартире, какой стол и другую мебель купить для Лешки. Сейчас, как она поняла из разговора, а прямо ей ничего об этом не сказали, после компьютерного магазина они собирались поехать на «ту» квартиру.
Валентина Михайловна все никак не могла успокоиться, когда позвонила Татьяна, Алешкина мать. Она еще в новогодние праздники, а затем, поздравляя сына с днем рождения, пообещала, что в июне вместе с Лешкой поедет на море. Телефонный звонок раз в неделю, встреча раз в месяц и две-три недели совместного отдыха во время летних каникул – этим, если не считать подарков деньгами на Новый Год и День рождения, ограничивалось ее участие в воспитании сына. В этот раз она позвонила сказать, какого числа они улетают в Турцию. Новость, что Сергей собирается жениться, неприятно поразила ее. Татьяна уже знала от бывшей свекрови, что у Сергея появилась женщина, но почему-то всерьез не думала, что «какая-то ненормальная может польститься на такого недотепу». Она ревниво расспрашивала об Ирине, и Валентина Михайловна, найдя заинтересованную слушательницу, почти два часа изливала ей душу, одновременно думая не без ехидства: «Ну что, милая, спохватилась, поняла теперь, кого потеряла? Будешь еще жалеть обо всем, и чем дальше, тем больше!»