Институт экстремальных проблем

«Пособием для начинающего контрабандиста» назвал Томский выставку «Пограничный Выборг», которой неожиданно заинтересовался его сын. Выборг всегда был приграничным городом, и в залах, знакомивших посетителей с историей Выборгской таможни, глаза разбегались от образцов товаров импорта и экспорта, таможенного конфиската с давних времен до наших дней и описания различных способов спрятать его от досмотра. Увести Алешку из музея удалось, только дав разрешение на участие в соревновании по стрельбе из лука, которое проводилось во внутреннем дворике у подножия главной башни замка.

Потом были пляж, купание в холодной балтийской воде, загар, мгновенно легший на кожу, обдуваемую резким ветром с залива, а затем – обещанный камин на даче Кочергиных, куда Ирина, Сергей и Лешка добрались лишь к вечеру, дождавшись на станции Ингу и ее дядю Алексея Петровича, который, как правильно сказала накануне Ирина, имел классическую внешность доброго волшебника из детской сказки или чудаковатого профессора из старой комедии: высокий, худой, с венчиком легких седых волос, такой же седой бородкой клинышком; круглые старомодные очки, постоянно съезжавшие на кончик длинного носа, не скрывали морщин, лучиками расходившихся от уголков зеленовато-карих чуть рассеянных глаз. Сергей и, особенно Лешка, мгновенно попали под его обаяние, и долгая дорога – три с лишним километра – от электрички до дачи совсем не показалась утомительной, несмотря на объемистые тяжелые сумки, отобранные Томскими у Инги и Алексея Петровича.

Инга Кочергина была точной копией своей мамы Анны Генриховны, высокой дородной латышки, говорившей на изысканнейшем русском языке с легким специфическим акцентом. Она была настолько рада приезду долгожданных гостей, что слегка прослезилась при встрече. Томский-младший, из собственного опыта зная, что может последовать, зажмурился в ожидании объятий, но, к великому Алешкиному облегчению, хозяйка не стала тискать его, как ребенка, ограничившись одним крепким поцелуем и одобрительным замечанием насчет сходства с отцом.

Старый деревянный дом, потемневший от времени, стоял в окружении корабельных сосен. В их кронах шумел ветер, порывами долетавший с залива и срывавший с веток шишки, падавшие на траву и металлическую крышу. Лешка собирал их для огромного полутораведерного самовара, величественно громоздившегося на массивном дубовом столе, который Сергей с Алексеем Петровичем вытащили из дома на террасу. Дача Устюговых, восхищавшая Алешку своими размерами, теперь казалась ему весьма скромной в сравнении с основательностью загородного дома, именно дома, а не дачи, принадлежавшего еще прапрадеду Инги, профессору Санкт-Петербургского университета. Стены из толстых, местами замшелых бревен, большие комнаты, обставленные старинной мебелью, и огромный камин, в который Лешка мог бы залезть целиком, настолько покорили его, что он не замечал следов неумолимого времени, пометивших дом и обстановку. Да и стоило ли обращать внимание скрипучую шаткую лестницу, если она вела в подвал, похожий на сокровищницу Али-бабы, на недостающие детали каминной решетки, если за ней полыхал жаркий огонь, на помятые бока медного самовара, если чай из него был потрясающе вкусным, или на слегка погнутые чайные ложечки, если Алексей Петрович, используя одну из них в качестве указки, увлеченно рассказывал о звездах, но больше – об их родной планете.

— Земля кажется нам огромной, хотя по меркам даже нашей Галактики, далеко не самой крупной из известных нам, она не более чем пылинка. Эта планета сначала сформировала над огненным ядром твердую оболочку, оделась атмосферой, потом наполнила водой океаны, создала горы, увенчав их ледяными шапками, за миллиарды лет породила несметное количество живых существ, вывела их из океанов на сушу и в конце концов сотворила человека, который все время своего существования пытается разгадать поразительные тайны родного мира. Я знаю, — улыбнулся Алексей Петрович, — многие посмеиваются надо мной, считая, что в наше время лишь такой, мягко говоря, чудак, может заниматься столь неприбыльным делом, как астрономия, но я люблю эту теплую звезду и нашу ласковую планету. Как можно не любить единственную планету в Солнечной системе, сумевшую породить человека, носителя величайшей драгоценности – разума!

— А обладатель этой драгоценности изгадил всю поверхность своей матери-земли, — не удержалась от язвительных слов Ирина, — и, похоже, что ее терпение подошло к концу – столько природных катаклизмов происходит в последнее время: наводнения и засухи, небывалая жара и морозы, уменьшение озонового слоя, извержения давно уснувших вулканов и землетрясения… Что дальше? Человек будет уничтожен стихией или вымрет сам под грузом накапливающихся генетических изменений, дав природе второй шанс создать разумное существо? Снова будет сапиенс, но уже не гомо.