Институт экстремальных проблем

Сейчас Вадим никого не хотел видеть. Ему было так хорошо на солнце, рядом была Света, и этот миг тишины и покоя он стремился продлить хотя бы до завтрака. Светлана поняла его желание.

— Погрейся на солнышке, — она откинула простыню. — Я дверь сейчас закрою, чтобы никто не вошел.

Вадим блаженно улыбнулся, когда обнаженное тело вместо одеяла окутало мягкое тепло солнечных лучей.

— Хорошо-то как!

Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как Света занимается ежеутренними гигиеническими процедурами. Не чувствуя ее прикосновений, Медведев старался не думать о том, что ей сейчас приходится с ним делать.

— Дим, не спи, — Света тронула его за плечо и провела по щеке горячим влажным полотенцем. — Умойся, а потом побрейся, ты снова начал зарастать. — Вадим, не открывая глаз, сморщил нос, шевелиться ему не хотелось, однако Света продолжила тормошить его. — Завтра и послезавтра выходные, обхода не будет, после завтрака сможешь лентяйничать сколько угодно, но вообще-то готовься к тому, что с понедельника у тебя начнется физиотерапия.

— Меня будут куда-то возить? — Медведев вздрогнул.

— Нет, пока физиотерапевт будет приходить сюда, но постоянно оставаться в палате у тебя все равно не получится – уже на следующей неделе нужно будет и разные обследования проходить, и снимать мерки для корсета. Да мало ли что еще… А потом и на улицу разрешат выходить. — Света задумалась. — Привезу тебе спортивный костюм, несколько футболок, рубашки тогда не понадобятся.

Вадим покосился на висевшую наготове на спинке кровати рубаху и вздохнул. Если надевать костюм, то придется надевать и памперсы, которые, как ничто другое, угнетающе действовали на психику Медведева, сколько бы Олег ни говорил о том, что они изначально были придуманы не для грудных детей, а для летчиков-высотников. Рубашка с завязками сзади тоже доводила его до бешенства, пока Света не обрезала тесемки и не стала просто накидывать на него это ненужное, по его мнению, одеяние, чуть подтыкая тонкую ткань под бока. Теперь Вадим мог самостоятельно снять рубаху, если она начинала раздражать его. Он не так уж часто делал это, но само сознание того, что можно обойтись без чьей-либо помощи, немного успокаивало нервы.

После завтрака Медведев с бСльшим, чем накануне, интересом стал разглядывать палату. При ярком утреннем солнце обстановка выглядела почти по-домашнему, и Вадим, к собственному своему удивлению, преисполнился неожиданным оптимизмом. Он даже включил телевизор в ожидании врачебного обхода, но очень быстро задремал под бормотание диктора с новостного канала. Светлана оставила его одного и ушла подписывать обходной лист – на следующей неделе она увольнялась из клиники и выходила на свою прежнюю работу.

Все в отделении жалели, что Света уходит, но никто даже не заикнулся о том, чтобы она осталась. Танюшка Макова вернулась в бухгалтерию еще раньше, как только Кирилла перевели из ожогового отделения в офтальмологическое, но несколько раз в день прибегала к нему, хотя Задонцев уже мог обойтись без ее постоянного присутствия, приспособился действовать только левой рукой, а остатки зрения позволяли ориентироваться в знакомом помещении. Ему предстояло еще немало операций и на глазах, и на культе правой руки, и на лице, обезображенном послеожоговыми рубцами. К концу года Танюшка с Кириллом собирались пожениться. Ее родители давно относились к Задонцеву как к сыну, заменившему им Захара, тоже спасателя, погибшего несколько лет назад, а мама Кирилла, всегда мечтавшая иметь дочку, души не чаяла в будущей невестке.

— Дим, проснись, к тебе пришли.

Ласковое прикосновение к щеке разбудило Медведева. Он ожидал увидеть Кленова, может быть, Олега или еще кого-нибудь из врачей, но рядом со Светланой в белом халате внакидку стоял Черепанов. От неожиданности Вадим даже уронил пульт, когда стал выключать телевизор.

— Здравствуй, Вадим, — Николай Кронидович наклонился к Медведеву и обнял его. — Я утром узнал, что тебя перевели в отделение, и не выдержал, решил проведать. Ты уж извини старика за то, что он вломился к тебе без спросу и с пустыми руками. Кроме сока, ничего на ходу придумать не смог.

Глаза Черепанова подозрительно блестели. Он разглядывал Медведева и отмечал все детали его облика: обильную седину в отросших волосах, бледное лицо с темными кругами вокруг запавших глаз, похудевшие шею и руки, выпирающие ключицы, торчащие в вырезе больничной рубашки. Начальник знал все о состоянии Вадима, ежедневно общаясь с Кленовым, и понимал, что после таких травм, десятка операций и почти полугодичного пребывания в интенсивной терапии внешний вид будет отнюдь не цветущим, но увиденное сильно расстроило Черепанова. Больше всего Николаю Кронидовичу не понравился взгляд Вадима, болезненно напряженный, застывший в предчувствии чего-то неприятного. Он понял нежелание Медведева, чтобы его кто-нибудь навещал, о чем предупреждали и Светлана, и Олег.

— Да о чем вы, Николай Кронидович?! — Вадим до того растерялся, увидев начальника, что забыл поздороваться, только машинально ответил на рукопожатие.