«Может быть, Светины способности к языкам – тоже проявление такой памяти? Она не учит их, а вспоминает. А полиглоты, которые знают не один десяток языков, может, у них тоже есть такая память? Нужно будет спросить Свету», — подумал Вадим, наконец-то засыпая.
Когда он проснулся, на улице было светло. В квартире стояла тишина, только с кухни доносилось тихое бурчание холодильника. Было жарко. Медведев потянулся и откинул простыню. Провел рукой по животу – под пальцами были сплошные рубцы, а левое бедро, казалось, кто-то старательно жевал, таким покореженным выглядело оно.
«Опять нужно резать, скобки снимать. Сколько все это заживать будет? — на Вадима навалилась тоска, но он неожиданно быстро успокоился. — Ну, не полгода же… Весной совсем загибался, чуть не подох, и то потихоньку все затянулось, но не без Светиной помощи, конечно». Посмотрел на часы – почти одиннадцать. «Пусть поспит, — он с нежностью подумал о Светлане, — умаялась за вчерашний день. Ночь в поезде, потом сразу в больницу поехала, весь вечер со мной возилась».
В этот момент щелкнул замок входной двери, послышался шелест пластиковых пакетов. Вадим понял, что Света уже давно встала и даже успела сходить в магазин.
— Светлаша! — позвал он.
В прихожей раздался грохот, и через секунду в комнату влетела Света, не успев даже раздеться.
— Димка, что случилось?
— Ничего. С добрым утром, зайка! Ты уже опять бегаешь?
— Как и положено зайцам, — стягивая на ходу куртку, Света подошла и поцеловала Вадима. — С добрым утром, милый! Как спал?
— Хорошо, — он спохватился, что лежит совсем голый, и натянул на себя простыню. Поймав вопросительный взгляд Светланы, объяснил: — Жарко, не только плед, простыня лишняя.
— Если жарко, не накрывайся совсем.
— Да ну, что я буду так валяться – неприлично. И подниматься уже пора.
— Сейчас авоськи на кухню закину, и будем вставать, умываться и завтракать. Что тебе сделать?
— Ничего не нужно, чай или кофе попью да пару бутербродов съем. — Вадим взял Свету за руку. — Хватит ходить вокруг меня кругами. Если двигаться самостоятельно не могу, то руки у меня действуют, что в состоянии – буду делать сам. Тебе чем помочь, скажи. Могу картошку почистить, порезать что-нибудь, хотя, честно говоря, повар я еще тот.
— Не волнуйся, я тебя потом по полной программе привлеку и к картошке, и к салатам.
— Светлаша, я тебя прошу, не устраивай банкет
— Да какой банкет, все по минимуму! — Света только рассмеялась. — Давай уже вставать.
Снова повторилась муторная процедура надевания корсета, хорошо хоть не пришлось ставить катетер.
— Умывайся и приходи завтракать. Я сейчас тебе все достану и пойду в магазин.
— Ты же только что оттуда! Зачем снова пойдешь?
— Димка, я на две с лишним недели уезжала, холодильник выключила, он пустой стоял. Сейчас его заполнять нужно не в один заход.
Светлана снова ушла за покупками, и Вадим остался один. Он долго умывался и брился, время от времени застывая в задумчивости и вспоминая вчерашний рассказ Светланы. Разыскивая бритву, Медведев заодно разобрал свою сумку и вытащил подарок для Светы. Куда его спрятать до вечера, он так и не придумал, сунул обратно в сумку и затолкал ее в пространство между диваном и ширмой.
Только управился с сумкой, вернулась Светлана.
— Ты еще не поел? — удивилась она.
— Я тебя ждал. Мне одному скучно, — нашелся Вадим.
Света принесла несколько сосновых веток, моментально наполнивших дом запахом хвои, мороза и Нового года.
— Японцы стараются, чтобы в Новый год в доме обязательно были сосновые ветки, бамбук, хурма и мандарины. Сочетание иероглифов, которыми обозначаются эти предметы, соответствует пожеланию: «Удачи в тысяче делах». У нас есть все, даже бамбук, и теперь удача нам обеспечена.
Пока Вадим ел, Света рассказывала и о других японских традициях встречи Нового года. Заодно вытаскивала из пакетов свертки, коробки, банки, что-то убирала в холодильник, что-то оставляла на столе. Себе она тоже сделала кофе и на ходу прихлебывала его из кружки. На плите стояли кастрюльки, в них уже закипала вода.
Вадим во все глаза смотрел на Свету, и она казалась ему многорукой индийской богиней – одновременно ей удавалось делать сразу несколько дел. Где были его глаза, о чем он думал, когда считал ее избалованной белоручкой, не способной ни на что? Почему столько времени он стопроцентно ошибался в своей оценке Светланы?