— Поразительно, как Сергей умеет обратить внимание на то, мимо чего другие проходят равнодушно. У него глаз большого художника, тонко чувствующего окружающий мир. Ты должна им гордиться, Ириша!
По сиявшим Ириным глазам было видно, как она была счастлива от таких слов. Ей всегда было больно из-за того, что Сергей недооценивал свои способности, считая себя посредственностью, и тем больше Ира радовалась за него, слыша искреннюю похвалу.
— Здесь твои снимки? — Света выделила папку «Ледяной дождь».
— Убожество, а не снимки, — поморщилась Ирина. — Сережка из них сделал что-то удобосмотримое, но мне за такое дело лучше вообще не браться.
На фотографиях, о которых Ира отозвалась так критично, были парк возле клиники и института, покрытые толстой прозрачной коркой ветви деревьев, красные пятна ягод рябины, просвечивавшие сквозь лед, свиристели и дрозды, пытавшиеся до них добраться. Ира сняла Свету, когда она обрывала обледенелые кисти, в кадр попали и Максим, и Вадим, помогавшие девушке. Светлана отметила, что ни на одном из снимков не было заметно, что Медведев сидит в инвалидной коляске, Ирина тактично фотографировала его не ниже груди. Особенно был хорош один снимок. На нем Вадим придерживал пригнутую пониже Максимом ветвь рябины и с обожанием смотрел на сидевшую на скамейке Свету, глаза которой лучились ответной любовью. В тот миг весь остальной мир не существовал для них.
— Ириша, ты заразилась от Сергея его скромностью, — Светлана нежно обняла подругу, — а я сейчас перейду все границы нахальства, потому что я хочу еще и эту фотографию, причем несколько экземпляров: один я поставлю на стол на работе, другой отдам Димке, а третий пошлю его отцу – у Дмитрия Алексеевича скоро день рождения.
— Да, это будет для него хорошим подарком, — одобрила ее идею Ира. — Как только Сережка приедет, я попрошу его напечатать для тебя все снимки, какие ты выберешь, он будет очень рад, что они тебе понравились. Кстати, о днях рождения! Вадиму я сегодня уже сказала, что у Макса на носу именины, и он хочет пригласить всех на дачу в выходные, но не в эти, а через неделю. Мои родители и бабушка тоже очень хотят увидеть Вадима. Мне кажется, что со стороны врачей возражений быть не должно, а ты, Светик, проведи, пожалуйста, воспитательную работу среди несознательного элемента.
— Я догадываюсь, о ком ты говоришь! — улыбнулась Света. — Попробую!
— По-моему, Вадиму уже хватит прятаться от всего мира. Сегодня какую вылазку он предпринял! Я, честно скажу, просто онемела от неожиданности, когда увидела его у себя в лаборатории, но больше я его туда не пущу, а то он по примеру Сережи или кислоту на себя опрокинет, или что-нибудь еще придумает.
— Медведь – он всегда медведь, хоть в посудной лавке, хоть среди других хрупких вещей, — махнула рукой Светлана. — Хочу надеяться, что у него не появится желание пополнить коллекцию своих травм химическими ожогами или чем-то еще. Кое-как руку ему залечила, в любой момент все может разойтись, а он сразу об этом забыл. Я теперь несколько дней буду ни на что не годна, все, что накопила за последнее время, сегодня ребятам отдала. — Света устало прикрыла глаза. — Но кто-то вернул полученную энергию назад и разорвал канал так быстро, что я не поняла, кто это сделал, хотя подозреваю, что это или Саня, или твой Сергей.
— А ты все до последней капли выплеснула на Вадима, себе ничего не оставила, — покачала головой Ирина. — Укладывайся-ка спать, Светик, больше никаких разговоров.
Света хоть и сопротивлялась, говоря, что время еще детское, и попросила что-нибудь почитать, но, когда Ирина через полчаса заглянула в комнату, девушка крепко спала, опустив книжку на грудь. Она не слышала, ни как пришел Лешка, с грохотом выронив коньки в прихожей, ни как Ира разговаривала по телефону с Медведевым, ни как потом она легла и обняла подругу. «Как поделиться с тобой энергией, Светик?» – Ирина, едва касаясь, гладила девушку по волосам и жалела, что не может помочь ей.
Точно такое же чувство, но намного более сильное, Ирина испытала, когда Сергей через неделю вернулся из Шиловского района. Томский пришел в лабораторию уже в самом конце рабочего дня, когда отчитался перед руководством за ребят группы, оборудование и транспорт. Он не пошел ни в столовую, ни в душевую, а сразу, как освободился, кинулся к Ирине.
Она остановила свою работу, как только увидела его. Таким Томский не был даже после двухнедельных работ по разбору развалин «Атланта». Глаза затуманились и казались блекло-серыми, обветрившееся лицо осунулось, щеки ввалились, обтянув скулы. Крайняя степень усталости проступала в наклоне головы, в том, как Сергей привалился плечом к косяку двери в лабораторию, улыбка еле пробивалась сквозь печать изнеможения, лежавшую на нем. В автобусе Томский полудремал, обняв Ирину, и она пока не стала расспрашивать его ни о чем.