Институт фавориток

— Простите, но я не знаю…

И сразу понятно становится, что все она знает, просто сведения относятся к категории не подлежащих разглашению. Потому я и не настаиваю. Для меня информация не самая важная — просто любопытно, а у девушки будут проблемы. Она и так в постоянном напряжении. Ее основательно нервирует новая, свалившаяся на голову работа. И понять цессяночку можно: из сотрудницы службы поддержки внутренней связи на корабле превратиться в няньку для фаворитки принца. Совершенно иная специализация.

Вот только у Кераса на этот счет оказалось свое мнение. Несомненно, основанное на том, что альбиносочка ему родственница. Жена или фаворитка, мне не соизволили сообщить, но при любом варианте контролировать и управлять ее действиями ему проще.

— Не важно. — Я с легкостью снимаю поставленный вопрос, стараясь хоть этим расположить девушку к себе. Следом за ней иду на выход, потому что время уже позднее. Мы и так в обзорке два часа провели. — Спасибо, что показала мне зал. Я ведь сюда даже не додумалась бы зайти. Сколько раз с Керасом мимо проходила! И почему на корабле все стены одинаковые? Ни указателей, ни рекламы. Представляешь, как было бы замечательно… — Я оглядываюсь на закрывшийся за нашими спинами проем, широким жестом развожу руки, показывая, где именно должна располагаться сия надпись, и возглашаю: — Не проходите мимо! Только для вас — грандиозные и завораживающие дали открытого космического пространства!

Моя спутница наконец-то улыбается, видимо, все же открытость и непринужденность общения срабатывают. Однако на этом все и заканчивается. Комментариев я от нее не слышу, как и объяснений. Уверена, Керас и тот больше бы рассказал. Я взвыть готова! У меня ощущение, что я бьюсь в дверь, которая накрепко замурована и открываться не желает.

Именно поэтому, после того как оказываюсь на пороге своей каюты, от дальнейшего общества альбиносочки тактично отказываюсь и отпускаю ее на все четыре стороны. Второго раунда игры «уйди от прямого ответа» я не вынесу, первого, утреннего, мне более чем хватило. Ведь на любой вопрос меня посылали… во дворец. «Какие платья носят на Цессе?» — «Вас это не должно беспокоить. Во дворце прекрасные портные, они подберут идеальный гардероб». «Ты так замечательно уложила волосы! Где-то училась?» — «Это умеет делать любая цессянка. Но парикмахеры во дворце, разумеется, учатся специально». «На корабле есть дети?» — «Нет, но во дворце они будут. Вы все сами увидите». Как я не взбесилась — уму непостижимо.

Отставку она принимает с облегчением, которое явно читается не только в выражении сиреневых глаз, но и в том, с какой скоростью девица исчезает за поворотом коридора. А я после ужина и оставшихся вечерних часов в одиночестве решаю, что пора вытаскивать из дядиной каюты Луриту. Мне подружка нужнее, чем дяде, а двух суток, чтобы разобраться с возникшим у нее влечением, им должно было хватить.

Вот только мысль эта приходит мне в голову лишь тогда, когда я уже переоделась, в кровать залезла и все постельные принадлежности скомкала в бесполезных попытках уснуть. В моем воображении Лурита, о которой я беспечно забыла, оставив на растерзание дядюшке, меня звала, плакала. В моей голове рождались резкие, жесткие слова обвинений, которыми он ее награждал и унижал вместо того, чтобы пожалеть. И использовал… в свое удовольствие. Два дня! Бедная, как она это выдержала! А я? Как я могла о ней не побеспокоиться? Не проведать и не проверить, как у нее обстоят дела?

Вертелась я и мучилась угрызениями совести до тех пор, пока простыня не сорвалась с одного из фиксаторов. Попробовала привести ее в порядок — окончательно выдрала из других; попыталась натянуть самостоятельно — поняла, что одной сделать это можно, только имея минимум три руки. Выругалась. Схватилась было за вильюрер, чтобы вписать в него свое намерение покинуть каюту, место назначения и соответственно сообщить о своей готовности дождаться сопровождающего, а потом передумала.

Во-первых, Атиусу до меня нет дела, раз за все это время он ничем и никак не дал о себе знать. Следовательно, на запрос отреагирует Керас, который меня курирует. А он, вне всяких сомнений, уже спит. Как я могу прервать его крепкий и столь необходимый сон? Во-вторых, Керас, возможно, спит не один, а с женой. Или фавориткой. То есть с некоторой долей вероятности не совсем спит. А я не хочу лишать идеальную цессянскую семью маленьких радостей жизни! В-третьих, предупреждать дядю себе дороже. Он подготовиться успеет и наверняка какую-нибудь пакость придумает. Например, предупредит того же Кераса. То есть опять же бедный альбинос лишится законного отдыха. В-четвертых… Так. Стоп. Трех оправданий вопиющего несоблюдения данных мне указаний более чем достаточно.