Институт репродукции

– Хм. Честно тебе скажу, мне не смешно. Правда. Хотя сам я на такую силу и чистоту чувств явно не способен. Что и говорить глубокий подход! Снимаю шляпу, старик, сто раз снимаю шляпу! Но согласись, что с таким подходом… Ну, чтобы уж быть перед собой до самого конца честным… Надо, как бы тебе сказать либо вообще ни с кем никогда не трахаться, либо самому этих детей потом носить и рожать. А то, знаешь, как-то не совсем комильфо. Потомства жаждешь ты, носить девять месяцев, фигуру гробить и рожать потом в муках почему-то ей. Причем не испытывая ко всему этому никакой даже самомалейшей тяги. Этакое, типа, изнасилование в извращенной форме. А ты станешь рядышком похаживать, со стороны смотреть, сочувствовать да поддерживать. Ну ясно, не самому же тебе рожать? Ты ж все-таки у нас не совсем еще псих?! Хотя науке, отметим в скобках, такое нынче вполне по силам. Че молчишь-то, Костян? Прав я, или нет?

Клетчатое одеяло неожиданно резко сползло с головы. Костя сел, потянулся и сказал, вроде бы не совсем впопад:

– А знаешь, Серый, может быть, ты и прав! В смысле, я, может быть, совсем псих.

*

Оставшись один он подошел зачем-то к пыльному, заросшему зеленью, давно нечищеному аквариуму. Десяток гупяшек носились взад-вперед, помахивая разноцветными хвостами. Костя стукнул по стеклу, привлекая рыбье вниманье. Немедленно всей кучею сгрудились под кормушкой. Чтоб не разочаровывать, пришлось им сыпануть сухого корма.

Одна из самок плавала с трудом, тяжело переваливаясь толстым бочкообразным брюхом – вот-вот разродится. Будет тогда по всей поверхности мелюзга носится, а старшие их, так сказать, прореживать, пока не останется штук пять-шесть самых шустрых и крепких из сотни. Естественный отбор. Да остальные-то и не нужны – где бы он стал держать сто лишних гуппи, это ж им какой аквариум пришлось бы купить, да и не один еще, пожалуй. А так все само собой как-то регулируется… Н-да-а. Чистить пора аквариум, вот что.

Умом-то он понимал, что Серега правильно все сказал – выпускной класс, какие, к чертям, детишки?! И он ведь не собирался на ней прямо сейчас, с места в карьер, женится, не закончивши даже средней школы. Да и чтоб с ним было, если бы он и вправду на Инке женился. Об этом даже подумать страшно, особенно теперь, после всего, что произошло, да что он, дурак, что ли, в самом деле…

Выходило, однако, что да, определенно дурак. И жениться готов хоть сейчас, пожалуйста, сколько влезет!

Если б это хоть что-нибудь могло изменить!

Но… «Как в народе говорят – фарш невозможно провернуть назад!»

Кстати о старушках – так плохо на душе у него не было с тех пор, как умерла баба Иза.

Однако впереди внезапно чего-то забрезжило. Неясный какой-то светик наметился вдруг в конце туннеля.

Нет, правда, что может быть лучше и проще, чем родить самому своего ребенка? Чтобы этот ребенок был потом только его, и больше ничей на свете. Чтоб никто уже не смог сказать, что он, Костя, на чужом горбу в рай въехал. Чтоб самому все решать, самому за все отвечать. Чтоб никто никогда не посмел вмешаться!

А что? Ему уж полгода как восемнадцать. Имеет право избирать и быть избранным.

Вот только деньги… Он представлял, сколько это может стоить. Где нормальному пацану взять сразу столько денег? Разве что найти клад…

Костя подошел к распахнутому окну и облокотился на раму. За окном темнел острый скат крыши. Если вылезти, и залезть на конек (как в далеком детстве), то, съехавши по этому скату, можно въехать прямо сюда, обратно в собственное окно. Он так делал миллион раз, еще когда баба Иза была жива, и это была ее комната.

Там за окном, за ближним скатом все тоже крыши, крыши, метров на сто, наверное, сплошных крыш. Между ними случаются, конечно, иногда провалы и промежутки, но отсюда, издалека их не видно.

Покурил. Пригладил пятерней торчащие волосья – ну, типа, как причесался. Надо бы душ принять, что ли. Неохота только спускаться вниз, в «настоящую» то есть квартиру, жильцов этих беспокоить.

Предки перед выездом за бугор настоящую-то квартиру сдали. Косте оставили бывший бабушкин мезонин.

В мезонин поднимались по обычной, подъездной лестнице – мимо последнего этажа, как на чердак. Никаких «удобств», окромя микроскопического сортира с ржавой мойкой, в мезонине не было, «удобства» были в квартире., от которой, у Кости, само собой был свой ключ. Правда пользоваться им было стремно – жильцы их были молодожены, и у них в обычае было где и когда попало заниматься любовью.