Институт

Про этот абзац, разумеется, немедленно донесли Директору, который, как резаный, орал на Игоря часа два, приписывая ему ведущую роль в развале науки и протаскивании в Институт чуждых институтскому ученому сообществу идей и веяний, а также, почему-то, и карьеристские побуждения и требуя за пределы лаборатории своего еврейского носа не высовывать. Игорь пытался отстаивать свое право на свободу слова и демонстраций, но Директор орал только пуще прежнего. Так что расстались крайне недовольные друг другом, и Директор на прощание еще успел пообещать Игорю вагон и маленькую тележку всевозможных репрессий и неприятностей. Поскольку Директор свои угрозы устроить какую-нибудь гадость выполнял всегда и, как правило, делал даже больше, чем обещал, то особых оснований для оптимизма у Игоря не было. Самое обидное, что как раз к моменту этого разговора Игорь уже начал сильно разочаровываться во всех этих шумных тусовках, с которых он выносил все более крепнущее убеждение, что основная масса там просто дает выход своему желанию повыступать “против начальства”, тогда как немногочисленные руководящие индивиды решают какие-то собственные проблемы, к проблемам демократии и близко не стоящие, так что Директора вполне можно было бы и успокоить, но Игорь из принципа ему ничего этого ему говорить не стал. Пусть задавится!

Однако, окончательно игорев интерес к демократическому движению угас в результате события вполне банального, особенно, по тем бурным временам, когда за разнообразными солидными лозунгами все их произносители первым делом старались себя не обидеть, твердо полагая, что именно к этому и зовет их новая действительность. Ну, а если короче, то вскоре после первых проявлений своего политического зуда оказался Игорь вхож в демократические верха того района, где располагался их Институт. И вовсе не благодаря двум-трем своим вполне разумным выступлением на каких-то там районных сборищах Клуба Избирателей или, скажем, Демократической России – пламенных трибунов не в пример поярче Игоря там хватало, а к существу говоримого все равно никто особенно не прислушивался. Как позднее сообразил Игорь, и новые лидеры были тогда уже как-то подобраны, и их будущие программы подготовлены, а вся якобы закладывающая основы новой жизни в стране политическая мутотень имела место только для того, чтобы не дать остыть разгоряченным первыми глотками свободы по-советски массам и, при нужде, использовать их энтузиазм себе на благо. Нет, просто в их районе Центр – а значит и Институт - был предприятием заметным и, как не без некоторого основания полагали заинтересованные лица, находившимся, под влиянием своего облагодетельствованного советским режимом начальства на позициях вполне, как тогда стало принятым это называть, красно-коричневых. Так что наличие представителя Института в разнообразных оппозиционных структурах призвано было продемонстировать, как глубоко проникли демократические идеи даже в самую невосприимчивую к ним среду. Тем более, что Игорь был не просто рядовым представителем – мэнээсов в этой тусовке хватало – а профессором и завлабом, то есть человеком вполне заслуженным и даже почти номенклатурным. Как тут было им не попользоваться! Вот его и ввели в разнообразные координационные советы и организационные комитеты. Впрочем, все это Игорь разложил по полочкам значительно позже, а тогда кинулся в дискуссии, агитацию и пропаганду со всем пылом неофита, как ни высмеивала эту его активность собственная жена, в высшей степени скептически относившаяся к политическим фигурам как слева, так и справа, твердо полагая их всех дерьмом одного розлива. Ну да кто прислушивается к мнению женщин о политике! Вот и мотался Игорь с одной совершенно демократической встречи на другую, не менее демократическую, медленно, но верно приходя к пока еще отгоняемому от себя убеждению, что небольшой группе лиц, которая во всех этих советах и комитетах заправляла, а на собраниях, митингах и демонстрациях всегда была в первых рядах, являя собой, так сказать, районное, а иногда даже и городское лицо новых политических веяний, все эти веяния глубоко по фигу, а интересует их только решение каких-то своих дел и дел своей сплоченной команды. Так он, наконец, оказался на последнем в его политической истории собрании.

В тот раз речь шла о выдвижении кандидатов в народные депутаты самых разных уровней и о том, как организовывать предвыборную агитацию, чтобы избранниками народа стали исключительно лица с твердыми демократическими идеалами. Намечали кандидатуры, прикидывали, совет какого уровня – районный, городской или даже Верховный! – кому подходит, тасовали доверенных лиц, ну и все такое вполне стандартное прочее. Плавное течение процесса, в течение которого немногочисленная районная демократическая верхушка доступно объясняла туповатым демократическим массам, кого им надо выдвигать и за кого голосовать для их же собственного счастья, было нарушено вопросом какого-то совершенно оторванного от реальной жизни демократа: