Наконец вступление кончилось! Тапер ударил вальс. Первым двинулся Андрюша и, низко нагнув голову, стоял улыбаясь перед сестрой; девочка, забыв, что она «дама», прыгнула ему на шею с лепетом «Дуся, Дуся», но он, смеясь, отвел ее руки, взял за талию, и брат с сестрой, как воплощение здоровья, молодости и веселья, царствовавших в этой зале, понеслись первой парой в плавном вальсе. За ними замелькали другие пары. Все девочки, кроме Салоповой, танцевали; ту оставили в покое, она одна в пустом дортуаре сидела на табурете, заткнув уши и закрыв глаза.
Степанов, учитель естественной истории, высокий, худой, зашагал как на ходулях из угла залы и остановился перед только что севшей Бульдожкой.
— Mademoiselle, un tour de valse?[129]
— Не пойду я с вами, ни за что! — отрезала девочка.
— За что такая немилость?
— Да вы такой длинный, мне не положить вам руки на плечо, ни за что не пойду! — девочка начинала злиться.
Степанов нагнулся к ее стулу:
— Бульдоженька, первое правило светской дамы на балу — не отказывать кавалеру; вот теперь я стану за вашим стулом и не позволю вам танцевать ни с кем, а если примете предложение, то я должен буду вызвать кавалера на дуэль.
Бульдожка заволновалась. В эту минуту к ней разлетелся правовед:
— Mademoiselle…
Бульдожка поглядела на Степанова, тот состроил страшное лицо.
— Je ne dance pas[130]
, — пробормотала девочка. Правовед полетел дальше.— Mademoiselle? — перед Бульдожкой стоял кадет.
Девочка не выдержала и обратилась к Степанову:
— Я пойду скажу Maman, что вы хотите драться, если я буду танцевать!
Степанов хохотал, его всегда забавляла сердитая девочка. Но кадет, к счастью, оказался из бойких и сразу смекнул положение.
— Вам угодно драться, — обратился он весело к Степанову, — я к вашим услугам, завтра на шпагах, а теперь, mademoiselle, un tour de valse[131]
.Бульдожка обернулась к Степанову:
— Видите? Нашлись и похрабрее вас, а завтра сами убежите. — И она пошла с кадетом, пресерьезно упрашивая его, чтобы он не дрался со Степановым, потому что если он убьет учителя, то ведь ей же и достанется.
— Monsieur André, monsieur André[132]
, как я рада, что вы приехали, — говорила Людочка, склонив голову на плечо брата Нади Франк.Молодой человек глядел на девушку и видел в ее глазах нежность, слушал ее болтовню, и в ней, во всем ее существе, находил что-то тихое, разумное, и все его теории колебались — перед ним было несомненное счастье, счастье первой преданной любви!
И как в волшебном сне, счастливая пара носилась по зале под чарующие звуки вальса Штрауса.
— Mesdames et messieurs, а vos places. Messieurs, cherchez vos dames[133]
, — надрывался адъютант Базиль, звеня шпорами и описывая круги по скользкому паркету, как по льду на коньках.Видя, что Чиркова танцует с Базилем, бедная Русалочка, с трудом сдерживая слезы, отошла в сторону и натолкнулась на Степанова. Пользуясь бальным правом, он продел руку девочки под свой локоть, вывел ее из танцевальной залы и направился в соседний открытый класс; там он усадил ее на скамейку, а сам сел напротив.
— Ну-с, Русалочка, теперь вы от меня не уйдете! Так какие насекомые относятся к жесткокрылым, а?
Девочка улыбнулась; это был последний, плохо выученный ею урок.
— Жужелицы… — начала она.
— То-то, жужелицы! — и, заметив, что девочка делает попытку повернуться лицом к зале, чтобы видеть танцующих, он взял ее тоненькую руку и начал снимать с нее перчатку: — Ну, можно ли прятать руки в такие рукавицы, ведь они мне будут впору, право! Русалочка, а что, теперь на Кавказе хорошо, я думаю? Что, в Тифлисе[134]
спят теперь и не знают, что вы танцуете?Девочка оживилась при одном слове «Кавказ». Учитель начал расспрашивать ее, говорил сам, а сердце его сжималось от жалости: «Бедный ты, бедный ребенок, — думал он. — Бедный ты кипарис, пересаженный прямо в снег. Унести бы тебя куда-нибудь в деревню, на приволье, подальше от всех этих ложных фантазий, поздоровела бы ты, Русалочка, и какая славная девушка вышла бы из тебя».
— Русалочка, вы были когда-нибудь в настоящей русской деревне, в помещичьем доме?
— Никогда не была.
— А там хорошо! — и он начал рассказывать ей о лунных ночах, о садах, в которых весной заливаются соловьи, о снежной бесконечной дороге и лихой тройке с валдайскими колокольчиками. Он прочел ей отрывок из поэмы Некрасова «Мороз Красный нос», и девочка сидела очарованная, вся порозовевшая, не спуская с него глаз.
— У вас нет деревни?
— Нет, Русалочка, но у меня есть кафедра, с которой я в следующий раз спрошу вас о жесткокрылых! — сказал он ей тоном волка из «Красной Шапочки».
Минаев, во фраке, в белом галстуке, танцевал с Надей, визави[135]
их были Андрюша и Люда. Минаев держал себя просто и мило, но Надя, танцуя с начальством, была несколько скованна.— Вам весело? — спросил инспектор.
— Страшно! — отвечала девочка.
— Вы любите танцевать?
— Ужасно! Дуся, Дуся, — сказала она, хватая брата за руку в chassé croisé[136]
, — у меня был Евгений Михайлович осенью! Ты знаешь?— Знаю! Рыжик, говори же со своим кавалером.