Чувствую, как моё дыхание учащается, а воздуха в комнате Маэля становится слишком мало. Слишком мало для того, чтобы здраво соображать и не ляпнуть сейчас какую-нибудь ерунду. Почти уверена, что в ближайшее время из моего рта вылетит что-то невероятно глупое, ибо мои мысли мешаются друг с другом, образовывая полный хаос в голове. Немного отсаживаюсь назад, отодвинувшись от Маэля, и касаюсь пальцами пульсирующих висков.
– Я ещё не закончил, – траурно произносит мистер Мартен, и я тут же поднимаю голову, взглянув на него.
– Извини. Продолжай, – отвечаю на автомате, вглядываясь в голубые глаза, которые отдают необычным, странным волнением, способным разорвать моё сердце на мелкие куски.
– Мы были тогда на последнем курсе, – Маэль поджимает губы, опустив взгляд вниз. – Я понятия не имел, что делать дальше, но точно знал, что я её не оставлю. Ни за что. Чего бы мне это ни стоило, – он начинает поглаживать мою талию сквозь мягкую ткань кофты, и я судорожно вздыхаю.
– Тогда вы и поженились?
– Да, – Маэль прокашливается, до сих пор не подняв взгляд к моим глазам. – Родители были против. Мама уговаривала всё обдумать и идти делать аборт, а отец… отцу просто Сэм никогда не нравилась, – он мягко, но грустно, сквозь боль, усмехается. – Он говорил, что она испортит мне жизнь. Что ей нужны только наши деньги. Что она забеременела специально, чтобы всю жизнь потом тащить из меня алименты. – Закусываю губу, коснувшись шеи Маэля. Он на секунду прикрывает глаза, а когда открывает их обратно, то уже устремляет взгляд на меня. – А когда я сказал отцу, что люблю Сэм и что готов ради неё на всё, он ответил, что я – самое большое разочарование в его жизни. Я всегда был для него всего лишь глупой ошибкой, которую он совершил, когда был молод, – едва слышно добавляет, и в моих глазах скапливаются жгучие слёзы.
– Маэль… – получается выдавить из себя только одно слово.
Чувствую, что рассказ Маэля на этом не заканчивается, потому что он даже не обращает никакого внимания на мои всхлипы и шмыганье носом и снова устремляет пустой взгляд куда-то вниз и в сторону, слегка повернув голову в том же направлении.
– Мы поженились, вопреки всему и всем, – Маэль сжимает челюсть. – Я очень сильно её любил. Слишком сильно. Только вот теперь я понимаю, что это была неправильная любовь. – Пытаюсь восстановить сбившееся дыхание, но получается очень плохо.
– Почему неправильная? Вы же прямо как в «Ромео и Джульетте»… Вдвоём против всего мира, – словно по своему же предсказанию говорю какую-то глупость, и Маэль находит меня стеклянным взглядом.
Тут же поджимаю губы, почувствовав себя неловко.
– Леона, в отношениях люди не должны так много сражаться друг ради друга. В отношениях должно быть уютно и тепло. В отношениях должно быть просто хорошо.
Он странно вглядывается в мои глаза, и до меня медленно доходит, что он говорит и про наши с ним отношения. Мы слишком сильно боремся за них, отчаянно пытаемся хвататься друг за друга, словно стóит нам на секунду ослабить хватку, и мы потеряем всё в одно мгновение.
Моментально. Даже не успеем ничего понять и останемся ни с чем.
И как же тогда найти то самое спокойствие, о котором говорит Маэль?
– Мне с тобой тепло, – произношу тихо, но уверенно, полностью отдавая себе отчёт в собственных словах.
– Мне с тобой тоже, котёнок, – взгляд Маэля оживает, будто он сам отогревается изнутри от слов, которые слышит.
Маэль притягивает меня ближе, опустив ладони на нижнюю часть моей поясницы. Внезапно чувствую непреодолимое желание оказаться к нему настолько близко, насколько это возможно, и, кажется, забываю о том, что когда-то меня волновали мои толстые ноги и небольшой животик. Я как будто вмиг осознаю, что в мире существует множество куда более глобальных проблем, и некоторые люди сталкиваются с ними каждый грёбанный день.
Например, как Маэль, вынужденный повзрослеть слишком быстро и отказаться от родной семьи в угоду вовсе не вечной любви.
– Маэль, значит, у тебя есть дочь? – решительно спрашиваю, касаясь губами его уха. – Именно поэтому у тебя куча детских книжек на полках? И именно поэтому ты говорил, что читал про девочек и их проблемы?
– Да, поэтому, – голос Маэля вздрагивает.
– Как её зовут? – максимально мягко задаю следующий вопрос, вновь боясь перейти черту дозволенного.
– Камилла. Кэми, – слышу в низком баритоне слишком много болезненных ноток, всё ещё не понимая истоков этой самой боли.
– Значит, ей сейчас… – отстраняюсь, взглянув Маэлю в глаза, – семь?
В груди начинает колоть от осознания, что где-то там есть девочка, которая называла моего Маэля папой до его приезда в лагерь, бежала к нему в объятия и крепко обнимала за шею, просила почитать ей сказку на ночь, упрашивала покатать её на качелях и слёзно умоляла купить новую игрушку, на которую ему не хватало денег, потому что он отказался от наследства отца.