Мы лежали в кровати раздетые, прижавшись друг к другу, сплетясь в виде лозы, пока наши тела остывали, покрывшись тонкой плёночкой пота. Мира тяжело дышала, прогревая своим дыханием мою шею – она медленно, но, верно засыпала, сжавшись, словно крошечный котёнок под моим боком. Я смотрел в потолок, наблюдая за бликами, пробивающимися с улицы от несущихся по ночным проспектам машин. Я глубоко вздохнул и думаю, что звук этот не затерялся в глубине её снов. Вслушивался в звуки ночи, чувствуя, как томно бьётся моё сердце. Через приоткрытую форточку слабый ветерок пробегал по коже, вызывая мурашки. Я сразу укрыл Миру одеялом, поближе прижимая к себе, боясь, что ветер унесёт её в свою недосягаемую Долину. Она забавно посапывала мне на ухо, но я не смотрел в её сторону, не отрываясь ни на миг от чёрного полотна потолка. Сон приближался ко мне неохотно, словно бы по службе долгу.
Утром следующего дня мы проснулись уже ближе к обеду. Проснулись одновременно, нежась в постели как два ленивых кота: переворачивались с бока на бок, прижимались сильнее, чтобы чувствовать тепло родного человека. Я не знаю, всякое ли тепло так полезно для человеческой души, но одно я знаю точно: тепло возлюбленной согревает сильнее Солнца, сильнее камина холодной зимой, оно иное, оно словно исходит из странной реальности, проникающей в наш мир в таком необычном виде; оно лечит депрессию, лечит тяжелые раны, дарит надежды и покой – оно не даёт встать с постели.
Пробыв в таком неясном положении ещё с полчаса, физиологическая нужда всё же заставила нас подняться с постели. Мы приняли по очереди душ, привели себя в порядок и убрали за собой лёгкий беспорядок, оставленный нами вчера. Как я уже говорил, мы не комментировали то, что происходило в постели, поэтому Мира посмотрела на меня своими большими милыми глазками, улыбнулась и сказала:
– Жалко, что фильм не досмотрели… Он хороший.
– Можно попробовать ещё разочек.
– Только в следующий раз, пожалуй, без вина, – пошутила она так, что я рассмеялся.
– Да, никакого вина! Ты голодная?
– Хм-м-м, – призадумалась он, смешно поджав губы к левой щеке, а глазами в то время полируя стены. – Пожалуй, что да. Только…
– Не говори хозяйке. Да-да, я и не собирался. Сходим куда-нибудь здесь.
– Она очень добрая, но неудобно мне совсем. Даже ночевать здесь порой как-то не… Не знаю, не так. Просто поспать ещё может быть.
– Можешь не объяснять, я понимаю. Пока только так, к сожалению. Не уверен, что в ближайшее время я смогу позволить себе апартаменты.
– Совсем туго стало? – мягко поинтересовалась она.
– Нет. Ещё нет. Заранее готовлюсь к тяжелым временам. Порой они наступают слишком быстро.
– Ничего. Всё когда-нибудь наладится.
Я совершенно не верил в эти слова. Она подошла ко мне близко, так что взгляд мой упирался ей чуть выше пупка. Я обвил рукам её бедра и прижался щекой к животу, поглядывая за окно, где уже высоко светило ясное Солнце. Как обычно Мира нежно гладила меня по голове. Мне не было грустно, не было тоскливо – я лишь думал о многом и этого многого не понимал.
– Солнце сегодня светит. Странно, да? Значит, надо гулять, – сделал я заключение. – Правда, все тоже повылазят из своих нор.
– Не пропускать же из-за всех такой чудесный день.
– Ты абсолютно правда.
Мы оделись в наши лёгкие костюмы. На мне сероватая двойка, белая сорочка и зеленый галстук. На ней коричневатый, большой не по размеру, пиджак и такого же цвета брюки, бежевая рубашка, не застёгнутая на верхнюю пуговицу и бардовый галстук, специально не затянутый до конца – забавно, но он подходил цвет в цвет к её трусикам. Озвучивать наблюдение я почему-то не стал. Мне нравилось, что мы смотрелись с ней чудно и органично, хотя договорённости в этом вопросе не было.