Читаем Инструкция к машине для пыток полностью

Его вопросы били по моему королевскому флагу, разнося в пух и прах лёгкие и тяжелые фигуры: я «зазевался», и Жан безбожно ел мои фигуры, видя, сколь печально моё положение, но я напрасно не сдавался.

– Нет, навряд ли, но в этом и есть свой шарм. Наличие родины не вынуждает тебя ненавидеть кого-либо – оно лишь делает тебя человеком, имеющим духовный дом. Вот скажи мне, сколько ты знаешь немцев?

– Пару, но не очень хорошо.

– А тайцев?

– Ни одного.

– Китайцев, может быть?

– Хм… Как знаю тебя – нет. К чему ты ведешь?

– Учитывая этот факт, что ты можешь сказать о тайцах, китайцах и немцах?

– То, что слышал.

– От кого?

– От СМИ, из новостей, из телевидения, от короткого общения с ними.

– Кто выражает мнение из источников информации? Некая «истинная истина» или сама Природа-Мать?

– Нет. Выражает человек или собрание людей.

– Которые безусловно заинтересованы давать ту информацию, которую сами считают правдивой или находят необходимой для принятия под величиной правды в массах?

– Они дают удобную информацию, я думаю.

– Сегодня нам говорят, что китаец друг. Завтра могут сказать, что китаец враг. От слов этих не меняет факт того, что ты не знаком ни с одним представителем хотя бы одной социальной группы из множества проживающих на территории Китая. Это не меняет того факта, что и китайцы не знают тебя. Так откуда мне знать, что, если я приеду к ним в страну, меня не примут как гостя, либо же не убьют на месте? Я могу знать это только из СМИ. Люди остаются везде людьми. Много ли ты знаешь людей, желающих убивать тех, кто на них не похож? Откуда они вообще знают, что люди не похожи на них? Ты можешь знать пятнадцать китайцев из, округляя, полутора миллиарда. Позволит ли это знание заявить тебе, что все китайцы обладают такими-то, либо же иными качествами? Выходит, что ни я, ни кто-либо иной, занимающийся вопросами распространения информации, производных творчества и интеллектуальной собственности не может никак знать, что именно нужно людям, как бы мы ни пытались создать бесчеловечные, соответствующие духу времени и цивилизационному «прогрессу» категории потребителей, уничижающие личностное достоинство каждого человека – это такой ненаправленный ни в кого плевок, попадающий во всех, универсальное оскорбление каждого разумного индивида. Наше апостеори в этом вопросе ничтожно и не имеет никакого доверия, а априори, как известно, во многом неудобно. Категоричность оказывается надуманной и искусственно сфабрикованной во благо упрощение взаимодействия со «стадом», в которое всех нас записали. Это не первый в истории пример того, как людей в их неисчислимом большинстве убеждают в существовании каких-либо «безоговорочно существующих» категорий, в которые теперь, узнав об оных, каждый хочет вступить. Они говорят друг другу: «А ты из какой категории? Из зеленой или из синей? А ты кто по полит-координатам? Какой религии?» и так далее. Это стало удобно, ведь тогда люди начинают кучковаться в общины единомышленников из каких-либо категорий. Теперь это не дикие, необузданные создания, а загнанный в загон домашний скот, который можно использовать на своё усмотрение и который можно уничтожить в любой момент. Таким образом в почти каждом аспекте нашего общества прослеживается заговорщичество во имя упрощения.

Я хочу этим сказать, что нам необходимо не воспринимать реальность категориями и принимать факт трансцендентности мира: мы не в состоянии знать что-либо наверняка, ведь устойчивые факты порой меняются. Я думаю, что нам следует наблюдать за миром в его движении, используя свою душу, как аппарат наблюдения и фиксации информации. Тогда, быть может, мы могли бы бороться сообща с единственной силой, что когда-нибудь уничтожит всех нас. С той силой, что мощнее зла и ненависти, сильнее добра и любви… С той, что изъедает наш мир с первого его дня. С той, что работает, как бриллиантовый механизм.

– Какую силу ты имеешь в виду?

– Абсурд.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза