— Ну… все зависит от того, как понимать слово «понравилась». Вы, конечно, не собирались развлекать публику в обычном смысле этого слова. Ваша пьеса… вы меня простите… она не возвышает. Но героиня в ней великолепная. Великолепно сыграна, и образ, вероятно, правдивый. Я таких женщин не знаю, так что не мне судить. Я, наверно, не то говорю. Я была знакома только с двумя драматургами. С Филиппом Берри — мы встретились с ним в Хоуб-Саунде, прелестный человек. Ну и, конечно, с Ноэлом Коуардом в Лондоне, еще до войны. А теперь вот вы — и где! На нашей нелепой старой ферме, которую мы просто обожаем. Какой контраст! Самый наш утонченный драматург и Коровий рай, как называет ферму мой муж.
— Контраст не стольуж велик. Я ведь скромный провинциал.
— Ну, это, увы, наверно, уже в прошлом. Какой журнал ни возьмешь, везде о вас пишут.
— Я видел только два: «Тайм» и «Ньюсуик». И в обоих глупости.
— Да, Гарри Люс странный человек. Отрастил себе такие косматые брови и взвалил всю тяжесть мира на свои плечи, — сказала она. — От всего этого вы и убежали сюда? Работаете? Отдыхаете?
— Работаю, — сказал он. — Работа для меня лучший отдых.
— Приезжайте к нам на ленч в воскресенье. Мы будем своей семьей. В час дня. Конечно, если захотите.
— С удовольствием.
— Прекрасно. И вот мое письмо. Вы не забудете его опустить? Женщина, которой оно адресовано… там внутри чек… в отчаянном положении, сидит без денег.
— Это мне знакомо, сам испытал, — сказал Янк.
Миссис Эттербери вышла, и, глядя, как она идет к большому дому, он понял, откуда у ее дочери такая фигура и такая походка.
В воскресенье Янк ничего не сказал Анне Фелпс о приглашении к Эттербери. Ей не понравится, что его пригласили на ленч, но она не подаст виду, а, узнав, куда он ездил, может быть, даже открыто выскажет неудовольствие, что ей ничего не сказали. Но с этими осложнениями он будет разбираться, когда они возникнут. Он рассчитал свой приезд к Эттербери так, чтобы появиться в пять минут второго. Его встретил лакей и провел на застекленную боковую веранду. Миссис Эттербери и ее муж сидели за газетами.
— Мистер Лукас, — сказал лакей.
— А, вот и вы, — сказала миссис Эттербери, снимая очки. — Познакомьтесь с моим мужем.
Эттербери встал и тоже снял очки. Это был крупный человек с гладко прилизанными, редеющими волосами и с довольно большим носом. В рыжеватого цвета куртке с белыми зубчатыми полосками, в рыжеватых спортивных брюках, начищенных до блеска коричневых туфлях и с желто-синим полосатым галстуком.
— Здравствуйте, мистер Лукас. Очень рад, что вы к нам выбрались. Что вы хотите выпить? Мы с женой предпочитаем «Дайкири», и если вы не возражаете…
— «Дайкири» с удовольствием, — сказал Янк.
— Садитесь вот сюда, тут солнце не будет бить вам в глаза, — сказал Эттербери.
Лакей удалился за коктейлями.
— Моя дочь будет позднее. Она с вами не знакома, но видела вас на почте.
— По-моему, я тоже ее видел. Она носит брюки для верховой езды?
— Вернее, бриджи, — сказал Эттербери. — Всегда в них здесь расхаживает. В бриджах или в синих джинсах.
— Сегодня на ней юбка, Сей. Она ходила утром в церковь, не в пример нам с тобой.
— Да. Ну, мистер Лукас, далеко вы заехали от привычных вам мест. И дело даже не в расстоянии, а… гм, в темпе жизни, — сказал Эттербери. — Моя жена говорила, что у вас вышел бензин и вы решили задержаться здесь. Вот и прекрасно.
— Да, я даже получил водительские права в Вермонте.
— Вот как? Это меня обнадеживает, — сказала миссис Эттербери.
— Комплимент со смыслом. Моя жена стала интересоваться политикой, и у нее расчет такой: раз вы получили здесь водительские права, значит, регистрироваться на право голосования будете тоже здесь, и она надеется завербовать вас в демократическую партию.
— В Вермонте?
— Как говорится, надежда вечно питает человека, — сказал Эттербери.
— Я никогда не голосовал, — сказал Янк.
— Никогда? И даже в Спринг-Вэлли, штат Пенсильвания? — сказала миссис Эттербери.
— Вы меня изумляете. Откуда вам известно про Спринг-Вэлли?
— Читала в какой-то статье, а у нас, вернее, у моего мужа, есть там знакомый.
— Попробую догадаться кто, — сказал Янк. — Не Портер Дитсон?
— Он самый, — сказал Эттербери. — Старый хлюст.
— Хлюст? — сказала миссис Эттербери. — Я этого слова не слышала со времени…
— Портеру оно подходит, — сказал Эттербери. — Вы со мной согласны, мистер Лукас?
— Да, пожалуй. Это личность уникальная в Спринг-Вэлли. У нас были и другие хлюсты, но Портер Дитсон — единственный, кто катается на коньках в бриджах для гольфа.
— Да, это в его духе, — сказал Эттербери. — Он один из последышей старой гвардии, и у него, кажется, есть братец, настоящий истукан. Брайс?
— Правильно. Брайс Дитсон. Вы точно его охарактеризовали. Настоящий истукан.
— Такой в демократическую партию не вступит, — сказала миссис Эттербери.
— Портер Дитсон тоже не вступит, — сказал Янк.
— Я очень рад, что он вам нравится, — сказал Эттербери.
— Да, нравится. Я таких больше нигде не встречал.