Инструментарий человечества

С’джоан улыбнулась и расслабилась – впервые с того момента, как Элейн ее увидела. Когда напряжение ушло, стало ясно, что она потрясающе красива. Опасливость, бесшумность, скрытая тревожность – все это были собачьи качества. Теперь ребенок казался полностью человеческим – и не по годам взрослым. На белом лице выделялись темно-темно-карие глаза.

– Я много раз видела тебя, Охотник. И ты говорил мне, что случится, если я окажусь той самой С’джоан. Рассказывал, как я буду нести слово и встречу множество испытаний. Как я могу погибнуть, а могу и выжить, но люди и недолюди тысячелетиями будут помнить мое имя. Ты рассказал мне почти все, что я знаю, – кроме тех вещей, о которых я не могу с тобой говорить. Ты тоже про них знаешь, но ведь ты будешь молчать, правда? – умоляюще спросила девочка.

– Я знаю, что ты была на Земле, – ответил Охотник.

– Не говори этого! Пожалуйста, не говори! – взмолилась девочка.

– На Земле! На самой Родине человечества? – воскликнула Элейн. – Звезды и космос, как ты туда попала?

– Не дави на нее, Элейн, – вмешался Охотник. – Это большой секрет, и она хочет его сохранить. Сегодня ты узнаешь больше, чем когда-либо узнавала смертная женщина.

– Что значит «смертная»? – спросила Элейн, не любившая древние слова.

– Лишь то, что твоя жизнь конечна.

– Это глупо, – возмутилась Элейн. – Всему приходит конец. Посмотри на этих несчастных, грязных людей, которые четыреста лет прожили вне закона. – Она огляделась. Роскошные черно-красные занавеси тянулись от потолка до пола. С одной стороны комнаты стоял предмет мебели, какого Элейн никогда раньше не видела. Он напоминал стол, но с двумя широкими плоскими дверцами спереди, от края до края, и был затейливо украшен неизвестной древесиной и металлами. Однако у Элейн имелись более важные темы для разговора, нежели мебель.

Она посмотрела прямо на Охотника (органических заболеваний не выявлено; старое ранение в левое предплечье; избыточное пребывание на солнце; может нуждаться в коррекции близорукости) и спросила:

– Меня ты тоже поймал?

– Поймал?

– Ты Охотник. Ты охотишься на всяких тварей. Чтобы их убить, я полагаю. Тот недочеловек, козел, который называет себя Мой-милый-Чарли…

– Он никогда так не делает! – воскликнула девочка-собака, С’джоан.

– Не делает чего? – спросила Элейн, сердясь, что ее перебили.

– Он никогда себя так не называет. Так его зовут другие люди, то есть недолюди. Его имя Балтазар, но им никто не пользуется.

– Какое это имеет значение, девочка? – сказала Элейн. – Я говорю о моей жизни. Твой друг заявил, что лишит меня жизни, если чего-то не случится.

С’джоан и Охотник промолчали.

Элейн заметила истерические нотки в собственном голосе.

– Ты это слышал! – Она повернулась к Охотнику. – Ты видел на мониторе.

– Нам троим многое предстоит сделать до исхода этой ночи, – произнес он безмятежным, уверенным голосом. – Но мы этого не сделаем, если ты будешь бояться или тревожиться. Я знаю недолюдей – но я также знаю лордов Инструментария, всех четверых. Лордов Лимаоно и Фемтиосекса, госпожу Гороке. И севстралийку. Они тебя защитят. Мой-милый-Чарли хочет лишить тебя жизни, потому что волнуется, опасается, что туннель Энглока, в котором ты только что побывала, обнаружат. Я могу защитить и его, и тебя. Просто доверься мне на время. Ведь это не слишком сложно?

– Но, – запротестовала Элейн, – человек… или козел… или кто он там, Мой-милый-Чарли, он сказал, что все произойдет сразу, как только я встречу тебя.

– Как что-то может произойти, если ты все время болтаешь? – спросила маленькая С’джоан.

Охотник улыбнулся.

– Это верно, – сказал он. – Достаточно разговоров. Теперь мы должны стать любовниками.

Элейн вскочила.

– Только не со мной. И не в ее присутствии. И я до сих пор не нашла себе работу. Я ведьма. Я должна что-то делать, но я так и не выяснила, что именно.

– Посмотрите сюда, – спокойно произнес Охотник, подойдя к стене и показав пальцем на затейливый круглый узор.

Элейн и С’джоан посмотрели.

– Ты видишь, С’джоан? – настойчиво спросил Охотник. – Видишь? Эпохи вращаются в ожидании этого мгновения, дитя. Ты видишь это? Видишь себя?

Элейн взглянула на маленькую девочку-собаку. С’джоан почти перестала дышать. Она смотрела на чудной симметричный узор, словно это было окно в дивные миры.

Охотник рявкнул во весь голос:

– С’джоан! Джоан! Джоанни!

Девочка не ответила.

Охотник подошел к ней, легко шлепнул ее по щеке, снова крикнул. С’джоан по-прежнему смотрела на затейливый узор.

– Теперь, – сказал Охотник, – мы с тобой займемся любовью. Ребенок отправился в мир счастливых грез. Этот узор – мандала, пережиток невероятно далекого прошлого. Он приковывает человеческий разум. С’джоан не увидит нас и не услышит. Мы не поможем ей достичь ее судьбы, если сперва не займемся любовью.

Прижав ладонь ко рту, Элейн попыталась перебрать в уме симптомы, чтобы сохранить присутствие духа. Не сработало. Ее окутали расслабленность, счастье и покой, каких она не испытывала с самого детства.