Инструментарий человечества

– Теперь мы в безопасности, – сказал я.

– Дело не в безопасности, – ответила она, – а в том, как это было омерзительно. Говорить с ней!

Вирджиния считала К’мелл хуже пьяного мужчины-быка. Видимо, она почувствовала, что я с ней не согласен, и добавила:

– Печальнее всего то, что ты встретишься с ней снова.

– Что? Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, – ответила Вирджиния, – но догадываюсь. А мои догадки обычно верны. В конце концов, я побывала у Абба-динго.

– Я просил тебя, милая, рассказать, что там произошло.

Она молча покачала головой и зашагала по улице. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Я немного рассердился и снова спросил, более раздраженно:

– На что это было похоже?

– Ни на что, – ответила она с оскорбленным девичьим достоинством. – Подъем был долгий. Старуха заставила меня пойти с ней. Оказалось, что в тот день машина не разговаривала, и нам разрешили спуститься вниз по шахте и вернуться по катящемуся шоссе. День был потрачен впустую.

Она говорила, глядя вперед, а не на меня, словно воспоминание было не слишком приятным.

Затем Вирджиния повернулась ко мне. Карие глаза заглянули в мои собственные, словно искали мою душу. (Душа. Это слово есть во французском языке, но в старом общем нет ничего подобного.) Вирджиния повеселела и попросила:

– Давай не дадим этому новому дню стать скучным. Давай радоваться новым нам, Пол. Давай сделаем что-нибудь по-настоящему французское, раз уж мы теперь французы.

– Кафе! – воскликнул я. – Нам нужно кафе. И я знаю, где его найти.

– Где?

– В двух подземных уровнях отсюда. Там, где выходят машины и где гомункулам разрешено подглядывать в окно.

Мысль о гомункулах, которые смотрят на нас, показалась новому мне забавной, хотя старый я считал их чем-то само собой разумеющимся, вроде окон или столов. Старый я никогда не встречал ни одного гомункула, но знал, что они не совсем люди, поскольку выведены из животных, хотя и выглядят как люди и могут говорить. Потребовалось стать французом, чтобы понять, что они могут быть уродливыми, или красивыми, или колоритными. Не просто колоритными – романтичными.

Очевидно, Вирджинии пришла в голову та же мысль, поскольку она сказала:

– Но они nette[9], несомненно, очаровательны. Как называется это кафе?

– «Скользкая кошка», – ответил я.

«Скользкая кошка». Откуда мне было знать, что это приведет к кошмару среди высоких вод и визжащих ветров? Как я мог догадаться, что это имеет какое-то отношение к Бульвару Альфа-Ральфа?

Никакая сила в мире не затащила бы меня туда, если бы я знал.

Другие новоиспеченные французы добрались до кафе раньше нас.

Официант с пышными каштановыми усами принял у нас заказ. Я пристально посмотрел на него, желая понять, не лицензированный ли он гомункул, которому позволено работать с людьми, поскольку его услуги незаменимы. Но нет, он был роботом, хотя в его голосе слышалась старая парижская сердечность, а разработчики даже снабдили его нервной привычкой проводить тыльной стороной ладони по усам и бисеринками пота, выступавшими на лбу, прямо под линией волос.

– Мадемуазель? Месье? Пива? Кофе? Красное вино будет в следующем месяце. Солнце будет светить в пятнадцать минут и в половину. Без двадцати начнется дождь и будет идти пять минут, чтобы вы могли насладиться этими зонтами. Я уроженец Эльзаса. Вы можете говорить со мной на французском или немецком.

– Что угодно, – сказала Вирджиния. – Решай ты, Пол.

– Пива, пожалуйста, – сказал я. – Светлого пива нам обоим.

– Разумеется, месье, – ответил официант.

И ушел, размахивая перекинутым через руку полотенцем.

Вирджиния, щурясь, посмотрела на солнце и сказала:

– Хорошо бы дождь пошел прямо сейчас. Я никогда не видела настоящего дождя.

– Прояви терпение, милая.

Она повернулась ко мне и серьезно спросила:

– Что такое «немецкий», Пол?

– Другой язык, другая культура. Я читал, что их возродят в следующем году. Тебе не нравится быть француженкой?

– Нравится, – ответила она. – Намного больше, чем быть номером. Но, Пол… – И она замолчала, ее взгляд недоуменно затуманился.

– Да, дорогая?

– Пол, – повторила она, и это был вопль надежды из глубин ее сознания, направленный куда-то за пределы нового и старого меня, даже за пределы хитроумных замыслов создавших нас лордов. Я потянулся к ее руке.

– Можешь поделиться со мной, дорогая.

– Пол, – почти всхлипнула она. – Пол, почему все происходит так быстро? Это наш первый день, и мы оба чувствуем, что могли бы провести вместе остаток жизни. Должна быть какая-то свадьба, что бы это ни было, и нам следует найти священника, а я этого тоже не понимаю. Пол, Пол, Пол, почему так быстро? Я хочу любить тебя. Я тебя люблю. Но я не хочу, чтобы меня заставили тебя любить. Я хочу, чтобы тебя полюбила настоящая я. – По ее щекам текли слезы, хотя голос оставался твердым.

Тогда-то я и произнес неправильные слова.

– Не волнуйся, милая. Уверен, лорды Инструментария все правильно запрограммировали.

Услышав это, она разрыдалась, громко и безутешно. Я никогда не видел, как плачет взрослый человек. Это было странное, пугающее зрелище.