Инструментарий человечества

Быть может, птица поняла его. Смех стал громче и достиг маниакальных, оглушительных масштабов, Казалось, зимородок смотрит самую уморительную птичью комедию из всех, что когда-либо видело птичье общество, с невероятными, рискованными, умопомрачительными птичьими шутками, от которых надрывался живот и начинались конвульсии. Птичий смех стал истерическим, и в него вкралась испуганная, предупреждающая нотка.

Род шагнул к дереву.

За всю свою жизнь он ни разу не видел зимородка-хохотуна.

Он вгляделся в дерево, щурясь от светлеющего края неба, который свидетельствовал о наступлении утра.

Дерево казалось ему ослепительно зеленым, поскольку оно сохранило земной цвет и не стало бежевым или серым, как земные травы после того, как их адаптировали и высадили в севстралийскую почву.

Птица действительно была здесь: крошечный, щуплый, дерзкий, смеющийся силуэт.

Внезапно она каркнула, и это был не смех.

Вздрогнув, Род шагнул назад и начал высматривать опасность.

Этот шаг спас ему жизнь.

Небо со свистом обрушилось на него, он ощутил удар ветра, темный силуэт пронесся мимо со скоростью реактивного снаряда. Прямо над землей он выровнялся, и Род увидел, что это было.

Безумный воробей.

Вес воробьев достигал двадцати килограммов, а их длинные, похожие на мечи клювы вырастали почти до метра. Большую часть времени Содружество их не трогало, поскольку они питались гигантскими пухоедами размером с футбольный мяч, которые выросли вместе с больными овцами. Время от времени воробей сходил с ума и нападал на людей.

Род повернулся, следя за воробьем, который запрыгал прочь примерно в ста метрах от него.

По слухам, некоторые безумные воробьи были отнюдь не безумными, а ручными, посланными ради коварной мести или убийства севстралийцами, чей разум стал преступным. Это случалось редко, это было преступлением – но это было возможно.

Мог ли почсек уже напасть на Рода?

Род хлопнул по ремню в поисках оружия. Воробей взлетел и начал с невинным видом подниматься в воздух. У Рода были при себе только поясной фонарик и фляга. Этого надолго не хватит, если кто-нибудь не придет ему на помощь. Что мог противопоставить усталый, безоружный человек мечу, который пронзал воздух, движимый маниакальным птичьим мозгом?

Род приготовился к следующему пикированию воробья, держа флягу, словно щит.

Щит из фляги был никакой.

Птица ринулась вниз, со свистом рассекая воздух головой и клювом. Род следил за ее глазами и, увидев их, прыгнул.

Взметнулась пыль: огромный воробей отклонил свой мечевидный клюв от линии почвы, раскинул крылья, забил ими, в сантиметрах от земли обрел равновесие и могучими взмахами полетел прочь. Род стоял и молча смотрел, радуясь, что уцелел.

Его левая рука была мокрой.

Дожди были такой редкостью на севстралийских равнинах, что он не понимал, каким образом намочил ее. Он мельком посмотрел вниз.

Это была кровь, причем его собственная.

Птица-убийца не попала в него клювом, но задела похожими на бритву маховыми перьями, которые, мутировав, превратились в оружие; ость и опахало крупных перьев стали очень твердыми, а придаточные перья на концах крыльев приобрели исключительную остроту. Воробей порезал Рода так быстро, что тот ничего не заметил и не почувствовал.

Как и любой приличный севстралиец, он рассуждал с позиции оказания первой помощи.

Кровь текла не очень сильно. Как поступить: попробовать перевязать руку или скрыться от следующей атаки?

Птица решила этот вопрос за него.

Вновь раздался зловещий свист.

Род бросился на землю, пытаясь оказаться как можно ближе к основанию древесного ствола, где воробей не сможет на него спикировать.

Птица совершила серьезный стратегический просчет, решив, будто обезвредила Рода. Захлопав крыльями, она спокойно села и, склонив голову, принялась его разглядывать. Когда воробей двигал головой, мечевидный клюв грозно блестел в слабом солнечном свете.

Род добрался до дерева, обхватил ствол и начал подниматься.

Это едва не стоило ему жизни.

Он забыл, как стремительно воробьи могут перемещаться по земле.

Вот птица стоит, забавная и злобная, изучая его внимательными, яркими глазами, – а вот ее острый клюв уже впивается в тело Рода прямо под костью в плече.

Род испытал странное, влажное тянущее ощущение, когда воробей извлек клюв из его тела, боль в изумленной плоти, за которой последует агония. Он швырнул в птицу фонариком. И промахнулся.

Он уже ослабел от двух ран. Из руки по-прежнему капала кровь, рубашка на плече промокла.

Птица отступила и вновь изучала Рода, склонив голову. Род попытался оценить свои шансы. Один сильный удар рукой – и воробей погибнет. Птица думала, что обезвредила его, но это было верно лишь отчасти.

Если удар не достигнет цели… запишите одно очко птичке, признайте заслуги почсека, присудите победу Пылкому Простаку!

Теперь Род не сомневался, что за нападением стоит Хьютон Сайм.

Птица бросилась на него.

Род забыл, что собирался делать.

Вместо этого он пнул птицу ногой – и попал прямо по тяжелому, крупному телу.

Это было все равно что ударить по огромному мячу с песком.