Инсула

– Доброе утро. Это Василий Рылеев говорит. Я владелец вашего репетиционного зала, и всего остального здания тоже. Как вас зовут, девушка милая? Аня? Прекрасное имя. Давно не слышал. Нынче всем дают вычурные имена, а у вас традиционное, наше. Очень приятно. Слушайте, Аня, будьте другом, проверьте кое-что, мне тут нужно … да. Господин Флотов прослушивает сегодня Амелиту Нежданову? Да, я подожду.

Смуглый мальчик кинул в Амелиту куском тоста, и она перепугалась. Видя, что она не хочет с ним играть, мальчик подхватил другой кусок и повернулся к Федотовой. Та посмотрела на него угрожающе, взяла со стола бронзовую поварешку, и одним движением с треском ее сломала, и показала ему обломки. Амелита вскрикнула. Рылеев сделал страшные глаза и приложил палец к губам. Притворяясь, что напуган, мальчик округлил рот и покачал головой из стороны в сторону, а потом насупился и вернулся к компьютерной игре. А что делать, если взрослые не хотят с тобой играть? Вот, оно и есть.

– … Завтра? – переспросил Рылеев, держа телефон возле уха. – Ага, спасибо вам, Аня. Вы – лучше всех!

Он отдал телефон Амелите и сказал:

– Завтра в одиннадцать тридцать.

Благодарно глядя на него, Амелита сказала:

– Вы прямо творите чудеса, да? – и, повернувшись к Федотовой, – Он прямо чудеса творит. Да?

– Со мной бывает, – скромно признался Рылеев, набирая другой номер. – Але, Настенька? Здравствуй. Рылеев говорит. Настенька, милая, собери букет пестрый, поразвесистее, и пошли Игорька на Малую Монетную. Да, на Петроградской. Там есть здание такое, в нем репетиционный зал, а в приемной сидит секретарша Аня. Пусть Игорек ей положит цветы на стол, и скажет – от Рылеева. Чего-чего? Никогда я эту Аню в глаза не видел, Настя, ты что? Не вольничай. Что – жена? Жена сидит рядом со мной, завтракаем мы. Насть, дам по шее. А? Мне в счет, естественно. Ну, пока.

Он выключил связь, посмотрел на Амелиту, и спросил:

– А все-таки: пацан – ваш или нет?

– Я ж сказала – не уверена. Может и мой. У моего мужа … право на полную опеку.

– Вы в разводе? – спросила Федотова.

– Боже мой, нет, конечно. Но его адвокат говорит, что с его юридической точки зрения, потому как я хуевая мать и все такое, будет справедливо, если у отца полная опека, как если бы мы жили раздельно.

Федотовой это не понравилось.

– А когда вы последний раз видели сына? До вчерашнего … сегодняшнего дня?

– Э … – Амелита посмотрела мельком на смуглого мальчика. – Года три назад, кажется.

Сделалась пауза.

Мальчик, не отрывая глаз от экрана, сказал:

– Скорее лет пять.

И снова пауза.

Федотова решительно к нему обратилась:

– Эй, пацан. Это твоя мама или нет?

Мальчик проигнорировал вопрос.

А Рылеев повернулся к Амелите:

– Слушайте, соседка. Амелита.

– Да?

– Вот не понимаю я – все ваши залы прослушивания, и репетиционные, и где вы уроки даете – почти вся ваша деятельность – на другой стороне города. Вам не хотелось бы жить поближе ко всему этому? Или хотя бы поближе к опере? На Римского-Корсакова, к примеру, есть много прекрасных, солнечных квартир.

– Типа, переехать туда, что ли? Нет конечно, Боже мой, зачем? Нечего мне там делать. Валька там живет, сука редкая. И вообще – нет.

– Почему же?

Федотова посмотрела на Рылеева встревоженным взглядом. А Амелита ответила:

– Ну, короче, во-первых, меня здесь район вполне устраивает. Прекрасный район. Если по магазинам ходить – это просто мекка. Лучшего в мире нет.

Рылеев глянул на Федотову, она подняла слегка брови, будто говоря, «Это действительно так и есть».

– Вы любите ходить по магазинам? – спросил Рылеев.

– А? Что?

Рылеев снова посмотрел на Федотову, а она чуть заметно повела плечом, будто говоря – «Ну что ты пристал к бабе. Я сама только в позапрошлом году перестала. Сословная привычка».

– Ну, хорошо, а что еще? – настаивал Рылеев. – Ну, например…

– Ну, короче, да, то есть нет, я не могу отсюда уехать. Это часть договора, – объяснила Амелита.

– Какого договора?

– С моим мужем. Боже мой, там написано, что он меня будет содержать и все такое, но только если я живу семь лет в одном и том же месте. Если я перееду в другую квартиру, или даже просто буду отсутствовать в городе дольше, чем три недели, я лишусь всех привилегий, типа, навсегда. Короче, он сволочь, конечно же, но в чем-то он по-своему прав. Мне так адвокат объяснил. Блядь…

Федотова сделала предупредительный жест. Амелита посмотрела на нее удивленно. Федотова показала на мальчика, но Амелита все равно не поняла.

– Не при ребенке, – сказала Федотова.

Мальчик, глядя в экран, согласился с Федотовой:

– Ага. Совсем охуела мамаша. Какой пример подаешь ребенку!

Рылеев настаивал:

– Подождите. Квартира – на его имя?

– Нет, – сказала Амелита. – На мое. Единственное в мире, что мне принадлежит. Мое имя. Знаю, звучит глупо. Короче, посмотришь на меня – не скажешь. Я, по моему статусу, должна буквально купаться в деньгах. Короче, смотрят на меня люди и думают – телка примелькалась, во всех театрах поет, в Милане, в Вене, в Лондоне. И в рекламе снимается. Да? Так думают. Боже, вы себе не представляете, через что мне нужно было пройти, чтобы достичь сегодняшнего положения.