Инсула

– Адвокат фирмы придет к вам в дом завтра утром, со всеми документами, – сказала она.

Рылеев покачал головой.

– Пятьдесят процентов? Ты в своем уме?

– А что?

– Да кто ж такое подпишет!

– Подпишут, уж ты мне поверь.

– Кошмар. Людмила, что ты наделала?

– Я? – она затянулась и отдала сигарету Рылееву. – Это не моя компетенция. Я ничего не контролирую. Выпить хочешь? Всегда держу скотч в ящике стола. С этой блядской работой…

Она театрально вскинула вверх руки, открыла ящик и вытащила бутылку и два тамблера.

Рулеев спросил:

– Как ты собираешься их заставлять подписывать? Запугаешь? Пытать будешь? Будут еще убийства?

– Это не мне решать.

Она налила в тамблеры виски, протянула один тамблер Рылееву, свой выпила залпом и налила еще.

– В тысячный раз, Рылеев, я не имею к этому отношения. Совет директоров – наш совет – разозлился не на шутку. Но то совет.

– Ну посуди ты здраво – нельзя ж всерьез думать, что люди просто возьмут да и отдадут добровольно пятьдесят процентов своей собственности!

– Почему ж? Это всякий день случается. Замораживают счета, имущество конфискуется.

– Это когда у людей долги!

– Нет. Это когда люди окончательно достали вышестоящих. Не заплатить долг – всего лишь один из способов это сделать. Мой тебе совет – новое жилье начинай искать прямо сегодня. И пожалуйста скажи соседям, чтобы до завтрашнего утра никуда не отлучались. Для их же пользы.

Рылеев встал. Людмила выпила залпом и налила еще.

– Ты это всерьез, – в последний раз попытался достучаться до нее Рылеев.

Она покачала головой, удивляясь, как он медленно соображает.

– Может, что-то можно сделать…

– Что-то сделать всегда можно, Рылеев. Потоп вон никто не должен был пережить, а Ной взял и построил ковчег.

– Намекни, что именно мы тут обсуждаем? Кто-то требует жертвы?

Она хитро, и слегка пьяно, прищурилась.

– Что-то вроде этого. Солдаты и полицейские жертвуют комфортом, а иногда и жизнями, чтобы другие жили в комфорте. Жанна д’Арк принесла в жертву свою молодость, женственность, и в конце концов жизнь, чтобы изгнать оккупантов.

Он затянулся и снова сел в кресло. Людмила устроилась поудобнее на столе, положила ногу на ногу.

– Ты поступил в семинарию, чтобы сбежать от меня. Когда ты понял, что слишком прогрессивен, чтобы посвятить всю жизнь нелепым суевериям, ты подался в армию. К концу твоей … смехотворной … военной карьеры ты повстречал молодую лейтенантшу, которая в тебя вцепилась как клещ ради денег твоего отца, а ты думал, что она тебя так полюбила, так полюбила, блядь, просто ужас, и женился на ней. Скажу тебе один раз, Рылеев, повторять не буду: тебе пора возвращаться к своим. От судьбы не убежишь, Рылеев. Признайся. Вы не часто выходите в люди потому, что тебе неудобно. Ты стесняешься. Жена твоя может что-нибудь ляпнуть, стыдное, или запить устрицу бокалом шампанского, илы рыгнуть и «культурно» извиниться – и это сразу отразится на твоей репутации. Я не сомневаюсь, что она очень хороша как любовница – у нее есть для этого все данные. Как жена она никуда не годится. Она из другого сословия. Меня ты стыдиться не будешь, Рылеев.

Рылеев поднялся на ноги. Людмила улыбнулась ему – на этот раз искренне.

– А ну-ка разберемся, – сказал Рылеев. – Значит, если я брошу жену и стану жить с тобой…

– Не сразу, Рылеев, не сразу.

– … если я на это соглашусь … прямо сейчас … у тебя вдруг появится достаточно влияния, чтобы прекратить то, что происходит в Спокойствии и в Прозрачности? Я правильно понял?

Она закурила следующую сигарету, снова положила ногу на ногу, плеснула себе в тамблер виски, и посмотрела ему в глаза.

– Все может быть.

– Какая у тебя должность в этой фирме? – спросил он.

– Боюсь, что это не твоего ума дело. Ответь на вопрос. Сколько еще человеческих жизней понадобится, чтобы ты от нее отказался?

Бледнея от ярости, Рылеев сжал кулаки. Сдержался. Сказал:

– Конверт – тебе.

Она небрежно кивнула, как бы говоря, «Да, нормально, потом посмотрю, не уходи от темы».

– Я люблю свою жену. Она – самый преданный, самый бескорыстный человек на свете. Как ты смеешь … как ты … Знаешь что, Людмила?

– Да? Что же?

– Ты ниже всякого презрения.

Не меняя позы, Людмила сказала холодно и трезво:

– Осторожно, Рылеев. У моего терпения есть пределы. Если ты отсюда сейчас выйдешь, я больше не буду защищать ни тебя, ни твою жену. Вы мне надоели, оба, каждый по отдельности. Достали, блядь, со своей любовью.

Наклонившись к ней, Рылеев схватил ее за горло. Тамблер упал на пол и разбился. Рылеев сказал тихо, отчетливо:

– Поразвлекалась угрозами? Теперь моя очередь. Слушай внимательно, Людмила. Если хоть один волос упадет с головы Федотовой … если ее будут шантажировать по телефону или при личной встрече … если кто-нибудь на нее посмотрит так, что она хотя бы слегка расстроится … я сделаю твое существование на этой земле непрерывным кошмаром, и посвящу этому себя целиком. Это будет моя миссия, мой крестовый поход, смысл моей жизни. У меня нет такого влияния, как у Спокойствия, но у меня тоже есть знакомые темные личности, и у меня есть средства им платить в течение очень долгого времени. Очень долгого. Понимаешь?