Инсула

– Нет нас больше в твоей жизни. Ушли, долю свою забрав. Наслаждайся.

Людмила отключила связь, села в кресло, и водрузила ноги на стол. На лице ее проступило вдруг неподдельное мечтательное выражение.

Зураб Кипиани, стоя у двери в рылеевский кабинет, положил телефон в карман и еще немного полюбовался лужей бензина под дверью. Подумал. Бросил сигарету на пол и затоптал. Поколебался. Надел маску и зашел в обратно в кабинет.

Войдя и осмотревшись, он снял маску.

Кабинет был пуст.

Немного поразмыслив, Зураб Кипиани набрал номер.

– Ну? – спросили его на другом конце связи.

– Все, сворачиваемся. Отчаливаем завтра на рассвете. Кстати, если прибудете до меня, приберите там в каютах. Вы такие свиньи, что даже не смешно. И пивом пусть кто-нибудь запасется, а не как в прошлый раз. Путь все-таки долгий. Ну, пока.

Он выключил телефон.

Внизу, в вестибюле, следователь Иванов тоже положил телефон в карман – и сделал знак полицейским. Те кивнули и вытащили телефоны.

В квартире Зураба Кипиани Евлалия, дядя Вано, и его мальчики с интересом слушали и смотрели по телевизору речь:

– Конституция соединила два базовых приоритета – высочайший статус прав, свобод граждан и сильное государство – подчеркнув их взаимную обязанность – уважать и защищать друг друга. Убеждён, конституционный каркас должен быть стабильным, и прежде всего это касается второй главы Конституции, которая определяет права и свободы человека и гражданина. Эти положения Основного закона незыблемы.

У Евлалии зазвонил телефон.

– Да, – сказала Евлалия. – Да. Понятно.

Выключив связь, она кивнула присутствующим.

– Мы здесь – всё? – спросил любитель конкретики дядя Вано.

– Ага, – весело заверила его Евлалия. – Finis.

Все поднялись с мест.

В вестибюле Цицерон, Мими и Вадик зачарованно смотрели, как команда Зураба Кипиани в полном составе, один за другим, направляется к выходу на улицу – переодетые, в джинсах, кроссовках, куртках, со спортивными мешками: следователь Иванов, полицейские, Евлалия, Мария, дядя Вано, мальчики.

Следователь Иванов обратился к остающимся:

– Все, уважаемые, мы тут закончили. Спокойной ночи. Утром придет адвокат и все вам тут распишет.

Вадик, очнувшись вдруг от транса, почти закричал:

– А? Что такое? Что закончили? Где моя жена?!

Цицерон схватил Вадика за локоть и сказал ему в ухо яростным шепотом:

– Хочешь сдохнуть – твое дело. Но здесь есть другие, и у них, возможно, имеются по этому поводу иные соображения.

– А…

– Заткнись, дебил. Заткнись, умоляю, сволочь.

Команда ушла. Зазвонил мелодично сигнал остановки лифта, открылись двери, и в вестибюль выпростались Амелита с привязанным к спине стулом и смуглый мальчик. Оценив обстановку, мальчик дернул Амелиту за рукав, останавливая ее.

– Нож есть у кого-нибудь? Диву нашу освободить.

Глава двадцать четвертая. На рейде морском

Необыкновенная была яхта! Здоровенная, с размахом, с комфортом, и не такая, чтоб друзей прогуливать по мелководью – а вполне годная для кругосветного путешествия, даже в опасный сезон прямиком через ревущие сороковые.

К двум пополудни прошли уже Таллин и устремились в Балтику. Дальше – между Швецией и Данией, в Северное Море, Ла Манш – и прямиком в земли с ласковым климатом. Команда в отпуску.

Команда меж тем резвилась на обеих палубах – в летней одежде, с пивными бутылками в руках, смеялись, болтали. Та, что проходила под именем Мария, якобы узбечка, держала в левой руке (была она левша) компьютерный планшет. Она вдруг сказала:

– Мужики, смотрите.

Собрались вокруг нее.

– Вот, – сказала лже-узбечка. – Вуатюр консьержа. Должен быть в гараже, так? А он почему-то в шкафу уборщика.

Все засмеялись.

Действительно – в этот момент пиджак консьержа Василия висел на крючке в кладовке, и красный огонек продолжал мигать в кармане.

Дядя Вано схватил одного из своих мальчиков за плечо.

– А ну колись. Где был в предыдущую ночь?

– А чего? – удивился мальчик. – С оперной телкой развлекался. Что, нельзя?

Все засмеялись.

– Ну и как она? – спросил следователь Иванов.

– Да ничего особенного. Мычит да извивается.

И опять засмеялись.

А Зураб Кипиани и Федотова стояли у кормы, держась за поручень, и смотрели на воду. Волосы у Кипиани оказались на самом деле светлые, и брови тоже – и вовсе брови эти не были густые. И чем-то он отдаленно напоминал именно Рылеева.

– Вот и все, малыш, – сказал он. – Развейся.

– Мне нужно время, Лёш.

– Он хороший мужик. Не отрицаю. Но мы созданы друг для друга, малыш.

– Ты всегда меня так будешь называть?

– Не нравится?

– Нет, ничего.

– Ну хорошо. Оставлю я тебя в покое, так и быть. Как захочешь, приходи в каюту. Я пойду подремлю пока что, пока качки нет.

– Иди, подремли.