Инсургент

Мужчина с ружьем выглядит знакомым. Он носит разноцветную порванную одежду — черную футболку с рваной курткой Отреченных, голубые джинсы с красными заплатками, коричневые ботинки. На этих людях представлена одежда всех фракций — черные брюки Искренних с черными футболками Бесстрашных, желтые платья с голубыми толстовками на них. Большая часть вещей порвана, но есть и целые. Думаю, краденные.

— Они не из Дружелюбия, — говорит человек с ружьем. — Они из Бесстрашия.

Затем я узнаю его: это Эдвард, парень, который оставил Бесстрашных после того, как Питер напал на него с ножом для масла. Вот почему у него повязка.

Я помню, как держала его голову, когда он кричал на полу, я убирала за ним кровь.

— Здравствуй, Эдвард, — говорю я.

Он склоняет голову ко мне, но не опускает пистолет.

— Трис.

— Кем бы вы ни были, — говорит женщина. — Вы должны убраться с этого поезда, если хотите остаться в живых.

— Пожалуйста, — говорит Сьюзен, ее губы дрожат. Ее глаза наполняются слезами. — Мы убегали… а остальные мертвы. Я не могу… — Она снова начинает рыдать. — Не думаю, что смогу продолжать идти, я…

У меня появляется странное желание удариться головой о стену. Рыдания других людей заставляют меня чувствовать себя неуютно. Может быть, это эгоистично с моей стороны.

— Мы бежим от Эрудитов, — говорит Калеб. — Если мы уберемся отсюда, им будет проще найти нас. Таким образом, мы были бы признательны, если бы вы разрешили нам поехать вместе с вами в город.

— Да? — Эдвард склоняет голову. — Что вы когда-либо делали для нас?

— Я помогла тебе, когда никто другой не захотел, — говорю я. — Помнишь?

— Ты, может быть. Но все остальные? — говорит Эдвард. — Не так уж много.

Тобиас делает шаг вперед, так что пистолет Эдварда оказывается почти у его горла.

— Меня зовут Тобиас Итан, — сообщает Тобиас. — Не думаю, что ты захочешь столкнуть меня с поезда.

Произнесенное имя оказывает мгновенный эффект на людей в вагоне: они опускают свое оружие и обмениваются многозначительными взглядами.

— Итан? В самом деле? — говорит Эдвард, подняв брови. — Я должен признать, что не предполагал такого развития событий. — Он прочищает горло. — Хорошо, вы можете остаться. Но когда мы доберемся до города, ты должен будешь пойти с нами.

Затем он легко улыбается.

— Мы знаем кое-кого, кто ищет тебя, Тобиас Итан.

Тобиас и я сидим на краю вагона, свесив ноги через край.

— Ты знаешь, кто это?

Тобиас кивает.

— И кто же?

— Сложно объяснить, — говорит он. — Мне нужно многое рассказать тебе.

Я наклоняюсь к нему.

— Да, — говорю я. — Мне тоже.

Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем они говорят нам спрыгивать. Но когда это происходит, мы находимся в той части города, где живут Афракционеры, примерно в миле от места, где я выросла. Я узнаю каждое здание, которое мы проезжаем, ведь я не раз проходила здесь, когда опаздывала на автобус. Вот здание со сломанными кирпичами, а вот строение с упавшим на него уличным фонарем.

Мы стоим в дверях вагона, все вчетвером в одну линию. Сьюзен скулит.

— Что, если мы поранимся? — говорит она.

Я хватаю ее за руку.

— Мы прыгнем вместе. Ты и я. Я делала это десятки раз и ни разу не поранилась.

Она кивает и до боли стискивает мои пальцы.

— На счет три. Один, — говорю я. — Два. Три.

Я прыгаю и тащу ее за собой. Мои ноги стукаются о землю и двигаются вперед, но Сьюзен просто падает на землю и катится. Если не учитывать исцарапанного колена, кажется, что с ней все в порядке. Остальные справляются без осложнений, даже Калеб, который до этого прыгал лишь раз, насколько мне известно.

Я даже не могу предположить, кого Тобиас знает среди Афракционеров. Дрю или Молли, которые провалили инициацию Бесстрашных? Но ведь они даже имени его не знали, да и Эдвард давно бы их убил, если судить по тому, с какой охотой он был готов пристрелить нас. Наверное, это кто-то из Отреченных или из школы.

Похоже, что Сьюзен успокоилась. Она идет без чьей-либо помощи рядом с Калебом, а ее щеки высохли и нет новых слез, чтобы намочить их.

Тобиас идет рядом со мной, слегка касаясь моего плеча.

— Я давно не проверял твое плечо, — говорит он. — Как оно?

— Нормально. К счастью, у меня с собой лекарство, — отвечаю я. Я рада поговорить о чем-то незначительном, если, конечно, мое ранение можно назвать незначительным. — Не думаю, что рана достаточно затянулась. Я слишком много им двигаю или приземляюсь периодически.

— У нас еще будет время заняться лечением, когда все это, наконец, закончится.

— Да, — «Или будет уже не важно — лечусь я или нет», — добавляю я про себя. — «Потому что буду мертва».

— Вот, — говорит он, доставая маленький ножик из заднего кармана и передавая мне. — Так, на всякий случай.

Кладу его в свой карман. Теперь я начинаю нервничать.

Афракционеры ведут нас по улице и сворачивают на грязный переулок, где воняет мусором. Крысы с писком разбегаются, я только успеваю заметить их хвосты, скользящие среди гор отходов, пустых банок и сырых картонных коробок. Дышу через рот, чтобы не стошнило.