Интеграл похож на саксофон

Здание дежурной конюшни построено архитектором придворной конюшенной конторы С. Л. Шустовым в период с 1822 по 1824 год по проекту архитектора В. П. Стасова. Постройку выделяет редкая в классической архитектуре подковообразная форма. Декоративное убранство здания характерно для небольших утилитарных построек. На высоту первого этажа стены обработаны рустами. Гладкие стены второго этажа прорезаны редко расставленными полуциркульными окнами. Третий этаж, не обозначенный В. П. Стасовым в проекте, построен в 1853 году и оборудован под квартиры для служащих. Прорезав стены небольшими квадратными окнами, взамен метопов между триглифами, архитектор не испортил общего впечатления от постройки. Кроме того, С. Л. Шустов увеличил здание по длине, изменив первоначальный замысел. Стены здания опоясаны широким дорическим фризом и заканчиваются карнизом того же ордера. Первоначально стены были окрашены в серый цвет, антаблемент и лепные детали — в белый. Наиболее любопытной чертой архитектуры конюшен являются порталы ворот трапециевидных очертаний: легкий наклон боковых граней вовнутрь создает иллюзию монументальности небольшой по величине постройки. Прием создания оптической иллюзии с помощью небольшого изменения геометрии был позаимствован в архитектуре античной Греции.

Сильно поврежденное в годы Великой Отечественной войны здание ныне полностью восстановлено. Долгое время здесь размещался танцевальный зал, сейчас — постоянная выставка конных экипажей XVIII–XIX в.

www.pushkincity.ru

Джазмены знали об этой площадке, потому что игравшие там музыканты числились работниками «садов и парков гор. Пушкина» наравне с садовниками, экскурсоводами и сторожами. Видимо, штатное расписание сохранилось в дореволюционном виде. Это означало, что местные счастливчики-музыканты не входили в систему Ленконцерта, не подчинялись управлению культуры, а потому могли позволить себе свободный репертуар.

В Пушкине до отъезда в Израиль играл гениальный Роман Кунсман, альт-саксофонист и флейтист. После его эмиграции состав зашатался, но уходить оттуда просто так, как уходят из других мест, было бы кощунством. Пушкинскую площадку передавали бережно, только в хорошие руки. По этому поводу мне и позвонили в дверь.

Предложение было лестное, но к работе я был не готов и поначалу отказался. Собеседник пояснил мне, что губить такое место — большой грех, что он уходит, поскольку ему надо срочно заняться своими делами и что кроме меня он не видит подходящих свободных кандидатур.

За последние пять или шесть лет я изрядно натерпелся от худсоветов, поэтому возможность играть более или менее свободно показалась заманчивой. Не помню, как и кто свел меня с ленинградской командой «Мифы», вернее, с тем, что от нее осталось — это басист Геннадий Барихновский и гитарист-виртуоз Сергей Данилов. Некоторое время на репетициях появлялся Юрий Ильченко, но потом он уехал в Москву. За барабаны сел Михаил «Майкл» Кордюков. Этакое трио в стиле Джими Хендрикса, с саксофоном. На художественный эксперимент тянет, на танцевальный состав — нет.

Будущего клавишника, Юру Степанова, я встретил на Невском. Он только что демобилизовался, отслужив в армейском клубе дирижером-хоровиком. Я шапочно знал его до армии. Юра был веселым и беззаботным человеком по прозвищу Грузин Степанов, поскольку под его русской фамилией крылось благородное происхождение из знаменитой балетной семьи Брегвадзе.