За многие месяцы моего отсутствия девушки привыкли разговаривать откровенно, без жеманства. По знакомому сдавленному смеху я понимал, что личные дела Галочки порой тоже становятся предметом их открытых обсуждений. Умом я понимал, что мне этого лучше не знать, но сердце стучало, отдаваясь жаром в голове. Во мне проснулась ревность. Лихорадочный жар доходил до рук и ног, заставляя дрожать. Кожа на ладонях становилась влажной. У виска билась жилка, мозг мучительно соображал — как подслушать разговоры за кухонным столом? Мысль эта завладела мной полностью, в тот момент я был похож на узника, замышляющего побег. Ни о чем другом такой узник думать не может и потому проявляет чудеса выдержки и изобретательности, на которые он вряд ли был бы способен в обычной жизни. Мысль моя гудела как трансформатор. Из этого облака мозговой индукции в какой-то момент, как молния, блеснула идея.
Все очень просто! Когда в электромотор подают ток, то он создает в обмотке электромагнитное поле, заставляя магниты якоря двигаться. Мотор вращается. Если этот же мотор раскручивать какой-то внешней силой, то он сам будет вырабатывать ток. То же самое и с динамиком! Сигнал с усилителя колеблет диффузор, создавая звук. Но ведь справедливо и обратное — звук может колебать диффузор, выдавая сигнал! Рецепт, который родился в моем воспаленном мозгу оказался до предела простым — штекер от динамиков надо включать не в выход усилителя, а во вход. Точнее — в штеккерный разъем для микрофона. Динамики, висевшие на кухонной стене, очень чутко улавливали все произносимые звуки, даже тихий шепот, а добротный японский усилитель проигрывал их мне в наушники. Я сидел в тишине, затаившись, как классический агент из американского боевика, и ловил каждый шорох. На стол шлепались карты, губы пыхали сигаретками, изредка перебрасываясь какими-то словами…
Но Галочка не даром собиралась в следователи. Из моей комнаты не доносилась музыка, как обычно. Я тихо сидел за закрытой дверью, явно не спал. Подозрительно! На всякий случай все разговоры о себе на интимную тему она прекращала движением руки или коротким словом. Сквозь ее защиту секретности однажды прорвалось только одно слово — «Володя».
Во всем остальном жизнь моя протекала безмятежно, хотя бы потому, что в квартире не было телефона. Связаться можно было только лично — приехать и позвонить в дверь. Это автоматически отсекало всякую праздную публику, в дверь звонили люди исключительно с серьезными делами.
Однажды в дверь позвонил пианист из консерваторских, он играл на танцах в бывшем Царском Селе, в городе Пушкине, в Белом зале, где когда-то располагались императорские конюшни.