Интеграл похож на саксофон

Самодеятельность для концерта в Осло собралась наконец на борту теплохода «Кейла», которому предстояло совершить этот рейс. Меня определили четвертым помощником. В первые же дни я показал, что значит высшее образование, починив радиолокатор. Капитан любил свой радиолокатор, поэтому он проникся ко мне сдержанным уважением и тщательно выговаривал мое имя и отчество: «Селавод Парисыссь».

Наконец настал день выхода в море. Закончился таможенный досмотр, потом пришли пограничники и люди из водного отдела КГБ. После их ухода, как положено, немедленно подняли трап и вызвали команду на палубу для отшвартовки.

Путь в Норвегию лежал вдоль северного побережья Европы, мимо Польши, Германии, Дании, через проливы Скагеррак и Каттегат. На шестые сутки «Кейла» подошел к фьорду, ведущему к Осло, был поднят желто-синий полосатый флаг «мне нужен лоцман» (буква G по международному сигнальному своду), лоцман лихо подкатил на катере и поднялся на борт по шторм-трапу.

Столица Норвегии начиналась в XI веке при короле Xаральде III как прибрежное поселение, и связь ее с морем видна с первого взгляда. Вдоль побережья идут причалы, за ними автострада, за автострадой — Осло.

Перед групповым походом в город нас проинструктировал помполит, специально назначенный в этот рейс из руководства, и мы сошли на берег. Заграница! Центральные улицы Осло поразили меня запахом. Пахло хорошим трубочным табаком и свежезаваренным кофе. На гладких дорогах не было ни одной колдобины, трещины или лужи, тротуары блистали чистотой. Интересно до чертиков, но гулять было некогда, надо было репетировать — на завтра был намечен концерт в Доме дружбы.

КОНЦЕРТ

Со времени Карибского кризиса прошло меньше полугода. СССР на Западе изображали не иначе как карикатурным медведем с ядерной бомбой в острых когтях, страх порождал любопытство. А тут советские моряки приехали с концертом дружбы — журналисты такого пропустить не могли. Не могли этого пропустить и работники советского посольства, курировавшие мероприятие. Например, своего контрабаса у нас не было, его нам взяли напрокат.

К борту «Кейлы» подали автобус, вся наша самодеятельность загрузилась в него, помполит произнес небольшую речь о высокой чести достойно представить свою родину, и мы поехали. Перед концертом успели быстро прогнать номера, потом стали приходить какие-то люди из местных и посольских, подгонять, чтобы начинали без опоздания. Мои артисты нервничали, я их успокаивал и подбадривал.

Концерт я не помню — кто-то пел, кто-то плясал, эстрадный квартет всем подыгрывал. Гвоздем программы стал наш «Ветерок в пустыне». Контрабасист в оставленные для него паузы со зверским лицом рвал струны, боцман Гусев отбивал на гитаре ритм, второй помощник Паукссон разливался залихватскими аккордами, а я сыграл на кларнете «снятое» и выученное соло Бенни Гудмена. Аплодисменты, занавес.

Минуты через две за кулисами появился молодой варяг и заговорил со мной на английском.

— Вы ведь сыграли соло Бенни Гудмена? — спросил он. Я скромно согласился. — Я работаю на норвежском радио, вам непременно надо выступить у нас в эфире, завтра сыграть в студии, живьем!

— С удовольствием, — ответил я радиожурналисту, — но для этого надо получить разрешение капитана.

Разыскали капитана, он стоял в обществе трех мужчин из посольства и нашего помполита. Я кратко объяснил предложение норвежского радио.

— Я пасалуста, — сказал капитан неопределенно, — но надо у помпы спрассить…

Все уставились на помполита. Ему явно было неловко, на лице отражались душевные муки.

— Ничего не имею против… но это не я должен решать… Спросите у товарищей из посольства…

Товарищи из посольства показали нам всем класс дипломатии.

— Конечно, конечно! — Лица их расплылись в улыбках. — Вечер дружбы прошел так хорошо! Пусть норвежские радиослушатели познакомятся…

— Тогда мы завтра утром пришлем за музыкантами автобус, — сказал настырный норвежец.

— Что вы! — Еще шире заулыбались посольские. — У нас транспорт свой есть, не волнуйтесь! Когда вам нужно? В четыре часа? Привезем к трем!

На следующее утро я собрал квартет на репетицию, нам выделили для этого штурманскую рубку. Часов в двенадцать на причале показался велосипедист в фуражке портового служащего с листком бумаги.

— Звонили из радио Норвегии, спрашивали: когда вы выезжаете к ним?

— Сообщите им, что транспорта пока нет, ждем.

Через полчаса велосипедист подъехал снова, а потом приезжал каждые 15 минут. На пятый раз я многозначительно заявил, что мы готовы приехать, но автобуса по-прежнему нет и это от нас не зависит. К нам ездить бесполезно, поэтому звоните в посольство.

Мы тихо сидели в штурманской и ждали, понимая: с каждой минутой уходит надежда, что норвежское радио нас дождется. Еще неизвестно, каким боком вся эта история для нас повернется. На мостик заглянул капитан.

— Ну, Селавод Парисыссь, — сказал он с чувством, — вы касу заварили, вы и будете расхлебывать…