Интегральное скерцо (сборник)

В таких случаях говорят: “подвести итог”, а итога я, по правде говоря, не видел. Звезды поют, но ведь я их по-прежнему не слышу. Расчет — это нотная запись, которую нужно суметь сыграть, чтобы она стала симфонией. И к тому же Бугров… Его сугубо практический подход сбил меня с толку. Я сидел за столом, сжав голову ладонями, думал, вспоминал…

* * *

Все кончилось очень быстро. К началу мая я мог сказать, как поют звезды. И именно в тот день, когда на горизонте впервые зазолотился Арктур, Одуванчик сообщил новость: меня отчислили. За систематические прогулы и неуспеваемость. Меньше всего я думал, что этим кончится. Одуванчик был философски спокоен, мне даже казалось, что он доволен, — избавился от нерадивого студента. У него был вид человека, который довел до конца трудное дело.

Я позвонил Олегу, не застал его и поплелся на городскую базу обсерватории. Шпакова не было и там, и я сидел на диване, смотрел в потолок, злость прошла, и до меня начала постепенно доходить мысль — я уже не студент. Почему? И что же теперь будет?

— Это, Владимир Сергеевич, экспонат из музея истории астрономии, — сказал Олег, возникнув будто из-под земли. Рядом с ним стоял худощавый низенький мужчина — директор обсерватории.

— Зайдите ко мне, — сказал Владимир Сергеевич и пошел, а Олег остался и смотрел на меня с любопытством посетителя зоопарка.

— Давно не виделись, — сказал он. — С чем тебя можно поздравить?

— Меня отчислили, — сообщил я.

— Знаю, — спокойно сказал Олег. — Мне звонил Антон Федорович. Что ты намерен делать?

Я пожал плечами.

— Сейчас для тебя лучший выход — работать у нас. Потом, если захочешь, можно будет ходатайствовать о восстановлении.

Директор разговаривал по телефону, и мы сели у длинного стола, на котором стояло чучело белки с орехом в лапках. Владимир Сергеевич убеждал кого-то передать обсерватории недавно реставрированный памятник старины. В старой части города было много таких сооружений, построенных несколько веков назад. Некоторые были довольно красивы, особенно после реставрации. Я не без удивления узнавал, что покосившийся домишко с дырявым куполом — бывший дворец визиря, а кусок кирпичной стены с бойницами — остаток крепости четырнадцатого века. Была в старом городе баня, от которой никто не ждал сюрпризов, но и сюда недавно явились строители, что-то подправили, убрали мусор, и появилась табличка: “Обсерватория XV века. Охраняется государством”. Поговаривали, будто построил обсерваторию ханский сын, считавший, что тайны неба интереснее земных. Как называл своего сына могучий хан: ненормальным или вольнодумцем? А может быть, романтиком?

— Сергей Ряшенцев? — сказал директор, положив трубку. — Мы говорили о вас с Олегом. Вот, — он кивнул на телефон, — скоро нам нужны будут люди. Пропаганда астрономических знаний — дело важное. — Директор переглянулся с Олегом и заключил: — Но вам, судя по всему, это не подойдет… У вас здоровое сердце? — неожиданно спросил он.

— Как будто…

— Тогда вот что. В районе плато Оленьего у нас есть станция по наблюдению космических лучей. Станция новая, полуавтомат. Работают наблюдатель, техник по контролю систем и астрофизик. На место астрофизика можем взять вас. Временно, конечно, у вас нет диплома. Предупреждаю: станция находится на отметке две тысячи семьсот метров. Машина ходит туда раз в две недели. Согласны?

— Согласен, — сказал Шпаков.

Я собрался было возражать не потому, что меня не устраивала станция, а просто из принципа: почему в последние дни за меня все решают люди, которых я об этом не прошу? Но Олег, не дав сказать ни слова, вытащил меня из кабинета.

— Вечером жду у себя, — сказал он. — С расчетами.

4

В густом мраке, где долгие миллионы лет медленно сжимался тугой газовый шар, родилась звезда. Она рождалась долго и мучительно, мрак не хотел отпускать от себя эту невидимую еще массу вещества, но недра звезды уже клокотали, все горячее становилась ее поверхность. Звезда хотела жить и заявила о своем желании на всю Галактику.

Будто лопнуло пространство, и на том месте, где чернела пустота, зарделось, засияло, затрепетало светило, и низкий звук, басовитый и неожиданно громкий, поплыл по вселенной.

Голос звезды застревал в горячих туманностях, извилистым путем пробирался сквозь непроходимые дебри межзвездного водорода, набирал силу в магнитных полях галактических спиралей и терялся в провалах между спиральными рукавами.

Звук убегал из Галактики в такую даль, что и сама звезда уже не была видна, скрытая темными облаками. Здесь звук умирал, затихал, он выполнил свой долг — возвестил о том, что в глуши третьего спирального рукава много миллионов лет назад родилась звезда. Рядовая звезда, одна из ста миллиардов жительниц звездного города — Галактики.

Откуда он, неодушевленный посланец, мог знать о том, что безнадежно опоздал, что слишком мала его скорость, слишком долог путь, что звезда, исторгшая его, давно состарилась, сама стала красным сверхгигантом, а затем белым карликом или невидимой нейтронной звездой?