Интеллигенция 01.02.2008

– Олег и Римма жили в пятиэтажке на Войковской, окна квартиры выходили на железную дорогу. Римма Заневская до Олега была женой поэта Генриха Сапгира, их общая дочка спала в одной комнате, а мы гудели в другой. Там, конечно, шла торговля антиквариатом и иконами, причем шла бойко. Среди главных тамошних фарцовщиков был один нынешний церковный диссидент.

Хозяев все называли «Олежек» и «Римуля». Туда очень любили ходить Холин и Мамлеев. Холин был квинтэссенцией Лианозовской школы, Мамлеев - Южинского кружка. Римма и Олег любили и принимали обоих - просто потому, что умели ценить настоящий талант.

Мамлеева, кстати, в квартире на Войковской познакомили с его женой Фаридой (сейчас она стала Машей), которая в ту пору была женой филолога Хоружего, переводчика Джойса. У них тогда, видно, уже отношения остывали, и Фарида увлеклась Мамлеевым… А потом уехала вместе с ним в эмиграцию.

Это был самый спокойный салон из всех, которые мне довелось увидеть. Там царила терпимость, и на ней все держалось. Там садились за стол трезвыми и вставали трезвыми. Хотя выпивки было сколько угодно. Просто это было такое приличное и, в хорошем смысле, чопорное место. Олег был верующим человеком, кроме того, в доме был ребенок. Там никогда никаких дикостей не происходило.

Аида Сычева (середина 60-х - середина 70-х)

– Это был человек-салон, современная княгиня Волконская. У Аиды было двенадцать мужей и, наверное, девять детей, всякий раз она брала фамилию своего нового супруга. Быть ее мужем было сложно - приходилось соответствовать. Если ты не выдерживал накала этой жизни, тебе указывали на дверь. Ее дом всегда был полон народа. Сейчас она живет в Париже, где недавно развелась со своим очередным мужем фотографом Володей Сычевым.

– А у этого места была какая-то генеральная идея?

– Идея? Примерно такая. Прихожу я как-то к Аиде, ко мне подходит ее ребенок, лет двух-трех, и произносит: «Дядя, мы умлем на баррикадах!» Потом оказывается, что это были его первые слова! Можете себе представить, о чем там говорили? Ребенок в своих первых словах выразил общее настроение всех салонов того времени.

– Все, кто приходил к ней, были в нее влюблены?

– Нет! Она была красива - копия Анны Ахматовой в молодости, длинные пальцы, черные волосы. Но ее не слишком интересовали поклонники. Ей было важно, чтобы здесь и сейчас что-то происходило. Чтобы было «общество», настоящее, живое. Куда могли прийти все - от дипломата до дворника, от партийного до православного. Ситуация немыслимая для ранних салонов, но вполне распространенная в позднюю их эпоху.

– А где еще такое могло быть?

– Например, в салоне Ники Щербаковой.

Ника Щербакова (70-е)

Ника была суперженщина. У нее встречались все, кого только можно себе представить. Я уверен, что это место было под колпаком. Салон располагался в квартире с выходом на крышу, в шикарном доме на Садовом кольце около Малой Бронной. Это было светское место. Там появлялись, скажем так, совсем не диссиденты. Например, Вася Аксенов. Многие его ненавидели, не принимали, считали совком. Сапгир и Холин печатались как детские поэты, это считалось нормальным, не пособничеством совку, а просто средством заработка. А любого, кто печатал свое, что-то важное для себя, в «Новом мире» или любом другом месте, вместо того, чтобы публиковать это в самиздате и читать в салоне, вот их ненавидели животной ненавистью. Андеграунд должен был оставаться в подполье, чтобы сохраняться в чистоте.

Рубина Арутюнян (70-е)

– Рубина была моей женой, так что это был отчасти и мой салон тоже. Он находился в небольшой наркомовской квартире (ее отец и мать в свое время были важными людьми) на Лесной улице. Была такая странная закономерность: чем более высокого (в номенклатурном отношении) положения была дочка, тем охотнее она пускалась во все тяжкие. Рубина была человеком без преград, и она меня этим абсолютно очаровала. До меня у нее было несколько мужей. Миша Каплан, мой ближайший друг, король Маяковки (их развели родители, пригрозив отправить обоих в тюрьму). Потом был Никита - человек, который посадил всю богемную Москву на фенамин. Он знал секрет его изготовления и снабжал всех шизоидов. Он покончил самоубийством, когда его пришли арестовывать. Четвертым, но не последним мужем стал я.

Это был такой… нарко-декадентский притон. Когда мы с ней познакомились, она делала квартирные выставки, мне кажется, она их чуть ли не первой в Москве стала организовывать. И превращала их в масштабные события: звала дипломатов и богему. В какой-то момент мы отдали квартиру на Лесной моей бывшей жене и переехали на Профсоюзную. Казалось бы, к черту на рога, но к нам все так же продолжали ездить. Квартира была двухкомнатная, мы с Арутюнян и поженились во многом для того, чтобы туда прописаться: одного в две комнаты не прописывали ни под каким видом.

Конец

– А когда и почему салонное движение сошло на нет?

– Во второй половине 70-х. Оно не сошло на нет, его свернуло КГБ. Людей просто выпихивали из страны. Но душить начали раньше, начиная с отъезда Мамлеева в 1974 году…