Интендант революции. Повесть об Александре Цюрупе

«Псков пал!.. Немцы в двухстах верстах от Петрограда...» — настойчиво проносилось в голове.

Цюрупа миновал одну анфиладу, свернул в другую, поднялся по мраморной лестнице. И тут, возле двери в приемную, на него обрушился матрос, гремевший пулеметными лентами, с деревянным футляром маузера на боку:

— Комиссар продовольствия вы будете?!

— Я, — озадаченно ответил Цюрупа.

— Наконец-то! Ждем, ждем вас! Как же так, дорогой товарищ?! Да вы что?! На собраниях прохлаждаетесь, а мы в окопах третьи сутки не жравши: как из Пскова ушли, так маковой росинки во рту не было!

В ту же минуту из распахнутых дверей приемной вывалилась прямо на Александра Дмитриевича толпа матросов, бородатых солдат, рабочих в замасленных картузах.

Окружив его и ого спутников, они загалдели, перебивая друг друга:

— Наш полк под Нарвой...

— А мы с Путиловского...

— Третий день не получаем...

— Бабы комитет разнесли!..

— На кой ляд нам оружие? Оружия у нас — во! Вы хлеба дайте.

— Бюрократы!

— К стенке вас ставить!

— Подождите, товарищи! — попытался урезонить их Александр Дмитриевич. — Давайте разберемся.

Но товарищи не хотели больше ждать.

— Хлеба давай, душа с тебя вон! — закричал один из тех, что стояли в задних рядах. — Хлеба!..

Спасибо, Брюханов и Свидерский помогли Цюрупе пробиться сквозь толпу. С их помощью Александр Дмитриевич протиснулся в приемную, вошел в министерский кабинет и осмотрелся.

«Хлеба давай, душа с тебя вон!.. — звенело в ушах. — К стенке вас ставить!.. К стенке...» И, однако, не было ни досады, ни обиды на людей, так бесцеремонно и зло кричавших только что все это ему в лицо. Напротив! Какая может быть обида, какая досада? Ведь они правы. Да, да, само собой разумеется, правы. Они поставили свою власть и требуют, чтоб она действовала. Иначе зачем же он здесь, Александр Цюрупа?

— Что же делать? Что делать? — прошептал он.

Потом подошел к окну, дернул за шнурок, поднял штору и выглянул на улицу.

По набережной, разбрызгивая снежную кашицу, топали красногвардейцы. Позади отряда, приотстав (видно, натер пятку), прихрамывая, семенил мальчик в гимназической шипели, отсюда, издали, чем-то очень похожий на Митю. Он всякий раз болезненно морщился, ступая на левую ногу, но пел вместе со всеми:

— Мы наш, мы новый мир построим...

«Да, поди построй, — с невольной иронией усмехнулся про себя Цюрупа и устало провел ладонью по лбу. — Вот так же где-то и мой Митя шагает...»

Митя! Его первенец, которого он по дороге в ссылку, от самого Петрозаводска, нес на руках, бережно закутав в полушубок. Тот самый Митя...

Как он обиделся, когда Александр Дмитриевич, узнав о его решении стать красногвардейцем, заметил:

— Рано тебе, сынок, слишком молод еще.

— А ты стариком был, когда в первый раз пошел под пули? — спросил он запальчиво.

Сколько таких Мить вокруг! Революция молода. Она принадлежит молодым и совершена для молодых. И об этом нельзя забывать. Надо привлечь в Наркомпрод революционную молодежь. Конечно, с образованием. Опыта нет? Зато им можно доверять. А опыт — дело наживное. Пойти в районы, в заводские комитеты, в институты: «Дайте крепких толковых ребят, которых можно быстро научить». Вот тогда мы посмотрим, господа коллежские советники! Вы еще будете проситься на работу!.. И вообще!.. Что-то вы, уважаемый товарищ, растерялись! Надо спокойно во всем разобраться. Прежде всего накормить Питер и армию. Две конкретные задачи. С них и начинайте. И, пожалуйста, без паники. Не поддаваться настроениям... Это прежде всего...

Александр Дмитриевич обернулся и оглядел собравшихся в кабинете товарищей. Все они тоже, кажется, были растеряны. Но ведь они вправе ждать, что именно он, Цюрупа, первым возьмет себя в руки и найдет решение, нащупает правильный путь. А уж они свою часть работы выполнят — на них положиться можно.

Вот у стола, выжидательно скрестив руки, стоит Брюханов. Серьезный, решительный человек. В свои сорок — уже старый партиец, в революционном движении с восемнадцати лет, большевик с тех самых пор, как существует это слово, участник Лондонского съезда в седьмом году, недавний председатель Уфимского Совета рабочих депутатов. Друг еще по Уфе, по всем тамошним комитетам, вместе дрались против эсеров и меньшевиков, вместе ставили Советскую власть. Но, несмотря на это, ладить с ним трудновато: у него всегда и на все свой собственный взгляд, свое мнение, он тверд, прям и упрям. Уж если заберет что в голову, если убежден, переломить его невозможно.

Ну и что ж? Это как раз и хорошо! Не даст зарваться, соскользнуть с прямого пути. Хорошо, что такой человек будет рядом.