Этот день был самым обычным для миллионов людей. В этот день не случилось землетрясение или же наводнение, и солнце равнодушно взирало на происходящее в неизвестно который век от рождества Вселенной...
Профессор занес скальпель над обритой налысо головкой. Тельце девочки, беспомощное и исхудавшее, могло поместиться на двух его ладонях. На секунду заныло сердце. Но только на секунду...
Машу внесли из операционной прямо в палату. «Почему не в реанимацию?» – сердечко екнуло от страха, и Катя, замирая, подошла к кроватке. Бескровное страдальческое личико выглядывало из-под шапки бинтов с расплывшимися красными пятнами.
Катя приложила к губам крошечные ледяные ручки. Она лихорадочно соображала, что делать дальше – сумбурные мысли путались в голове. Врачи молча двинулись к дверям.
– Что мне делать? – Она испуганно шагнула за ними.
– Согрейте девочке ножки, она замерзла... в операционной холодно.
Мать трясущимися руками наполнила горячей водой грелку и сунула ее под одеяло. «Какое ледяное тельце». – Она интенсивно растирала руками ступни и голени ребенка. Прошло минут двадцать. Девочка перестала согреваться. «Господи, да куда же они все ушли и почему ничего не сказали? А я и не расспросила, как всегда, растерялась... Да что же это происходит?» Жуть кольнула изнутри – девочка лежала тихо-тихо, совсем неподвижно. «Так всегда после наркоза?» – а подсознание уже не верило этому. «Сколько будет длиться сон?» – Горячая мучительная боль до тошноты сжала ее внутренности. Трясясь всем телом, она приблизила свое лицо к губам малышки – девочка не дышала...
Последняя мысль: «Так не бывает». Последний ответ: «Бывает и так».
Раненым зверем она метнулась в коридор, беспомощно хватаясь за стены.
– Помогите, врача... – вместо крика губы шевелились беззвучно.
В столовой как раз раздавали обед. В коридоре толпились люди с подносами и тарелками. Катя наткнулась на чей-то суп, выискивая белые халаты...
Врачи вытолкали ее из палаты. Анатолий Петрович с чемоданчиком юркнул в дверь.
– Пустите!.. – Мать хрипела, уткнувшись лицом в холодный кафель. – Пустите!..
Через секунду дверь распахнулась, и Анатолий Петрович побежал по коридору, держа прикрытого одеялом ребенка. Две безжизненные голые ножонки болтались на его руке. Медсестра спокойно, как будто откуда-то из другого измерения, объясняла матери, что девочку отнесли в реанимацию. От ее лица исходил запах обеда и сытости.
Внутри Кати произошел взрыв чудовищной силы, готовый снести все – город, больницу, Вселенную... Пытаясь сдержать разлетающиеся обрывки своего существа, она выбежала из здания. В безлюдном парке буйствовал июльский ливень. Жалобно стеная, женщина припала к мокрому дереву, желая превратиться в ничто. Горе, которое раздирало ее на части, было так огромно, что, казалось, земля расступится под ногами, чтобы избавиться от непомерной тяжести.
С черного хода вышел завернутый в плащ человек с непокрытой головой. Он шел, не замечая дождя. Катя узнала профессора и с перекошенным лицом бросилась наперерез. Он тотчас остановился, будто ждал ее. Мать, в последний раз моля о невозможном, выпила горечь его взгляда. Не в силах произнести хотя бы слово, она сникла. Лицо врача походило на мокрый осенний лист.
– Она умерла, – выдавил он наконец. И уже для себя добавил: – Собачья работа.
«Умерла... умерла... умерла... Что это значит?..» – Катя вышла за ворота больницы, плохо соображая, куда и зачем идет. «Девочка моя лежит там одна, зачем я ухожу?.. Я снова струсила...» – но она убегала все дальше и дальше по незнакомым улицам. Кто-то задал ей вопрос – она в ужасе отпрянула, не понимая, что с ней творится. Люди и собаки отшатывались от нее. «Что я наделала? Зачем оставила Машеньку в больнице – замерзшую, с растерзанной головкой?.. Надо вернуться... Сейчас я пойду туда...» Но вместо этого ноги уносили прочь, будто кто-то гнал ее, обездоленную, не чувствующую ни тела, ни души, не находящую в себе сил возвратиться.
Дождь прошел, и лишь одно облако, маленькое, кудрявое, весело кувыркалось в небе. Оно смеялось и ликовало, подгоняемое теплым ветром. Ему совсем не хотелось опускаться вниз – туда, где тяжко и смрадно жили люди...
Но женщина с намокшими волосами держала его, словно воздушный шарик, на веревочке и не отпускала улететь навсегда в бездонную синь. Вокруг нее, подобно пожару, хлопали огненные крылья, они отбрасывали черные тени, и ошарашенная беглянка уносила их с собой.
На мгновение Маша вспомнила бездну с огненными шарами, словно душа ее заглянула в зеркало прошлого. Но она знала, что больше не вернется туда. Она знала, что этот сон последний. И в следующее мгновение этого сна мать опять будет с нею, ибо воздушный шарик неумолимо тянул за собой руку, держащую его!
Это был такой покой и такое счастье, какое бывает только в детстве, когда очнешься от ночного кошмара и сердце замирает от радости, что, оказывается, страшное только приснилось, и вся жизнь еще впереди. И смерти нет.
Этот вечер