Подойдя ко входной двери, я поставил на землю докторский саквояж, пачку стерильных салфеток для последующей обработки инструментов и мусорный пакет, куда позднее следовало положить фартук, перчатки и маску. С дверным звонком мне повезло больше, чем с телефоном. Пока миссис Магован открывала дверь, я отошел на дорожку, чтобы оставить между нами пространство. Мой коллега был лучше знаком с этой парой, но я видел миссис Магован несколько раз за последние годы. Это была изящная женщина с костистыми руками и встревоженными глазами, похожая на эльфийку. На ней была синяя клетчатая накидка – раньше их часто носили, чтобы защитить одежду от пыли и чистящих средств. Под накидкой был старый фиолетовый кардиган. Ей, как и мужу, было чуть за 60.
– Я пытался позвонить вам, чтобы предупредить о средствах индивидуальной защиты, – сказал я, указывая на фартук и вытягивая голые руки, на которых были белые полоски от обручального кольца и часов (их пришлось снять, чтобы вирусу было негде спрятаться).
Я хотел с ними созвониться, чтобы попросить их подойти как можно ближе к двери. Это избавило бы меня от необходимости проходить по всему дому. Теперь, однако, было слишком поздно.
– Нас страшно донимают звонками, – сказала она, заламывая руки.
– Как он себя чувствует?
– О, доктор, последние два дня ужасно. Он ничего не может есть из-за рвоты, и у него сильная одышка.
Прежде чем приехать к ним, я поговорил с их дочерью Лорной. В течение пяти недель, которые ее родители провели дома, она привозила им пакеты с едой и оставляла их на пороге. Лорна звонила в дверь рукой в перчатке и отходила.
– Это ведь не я их заразила, правда? – спросила она. – Я вкладывала рисунки своих детей в пакеты с едой. Они ведь не могли быть заражены?
– Нет, я уверен, что вы были очень осторожны, – ответил я.
Мать и дочь громко переговаривались через весь двор: мать стояла у входной двери, а дочь – у калитки. Ни о какой приватности речи не шло, и все их разговоры слышали соседи.
– Ты в порядке?
– Да.
– Спасибо, дорогая!
– Не за что!
Из коридора я видел детские рисунки на стене кухни. Цветными карандашами были нарисованы пейзажи с лимонно-желтым солнцем. На рисунках было написано: «Целую» и «Я люблю тебя, дедушка».
– Очаровательные рисунки, – сказал я, и лицо миссис Магован на мгновение расслабилось.
Я поднялся на второй этаж. На маленькой лестничной площадке было три двери, и миссис Магован, стоявшая внизу, прокричала мне зайти в ту из них, что располагалась прямо напротив лестницы. Я дважды стукнул в дверь рукой в перчатке и открыл ее. Мистер Магован сидел в постели, опираясь на три-четыре подушки, прижатые к велюровому изголовью. У него была редкая седая борода, и он был одет в изношенный банный халат, в прошлом белый. У него над головой висели другие рисунки и открытки от внуков.
– Здравствуйте, мистер Магован! Простите за все это, – сказал я, снова указывая на средства индивидуальной защиты. – Могу ли я надеть маску и на вас?
Он с трудом дышал, и, когда я надел на него маску и загнул металлическую проволоку на переносице, маска стала надуваться и сдуваться с каждым вдохом и выдохом.
– Не могли бы вы надеть еще и это? – спросил я, подавая ему пару голубых латексных перчаток.
В его движениях была меланхолическая усталость, пока он пытался натянуть их. Я представил, как он изможден: в феврале ему удалили опухоль, после чего он перенес шесть недель химиотерапии, просидел несколько недель на самоизоляции, не имея возможности видеться с внуками, и все равно подхватил вирус. Он выглядел серым, утомленным и смирившимся со своей участью.
У него была температура 39 градусов (слишком высокая), и пульсоксиметр показал, что содержание кислорода в крови на шесть или семь единиц ниже нормы. Однако больше всего меня пугала его одышка. Он дышал так, словно карабкался на гору, хотя просто лежал в постели. Попросив мистера Магована нагнуться вперед, я ослабил его халат в области шеи и приложил к его спине стетоскоп. При каждом его вдохе в легких раздавался хорошо знакомый шипящий звук: казалось, будто морская волна отступает по песчаному берегу.
Новые исследования показали, что в непроветриваемой комнате, где человек выкашливает вирус, инфицированные капли могут висеть в воздухе часами, создавая невидимый смертоносный туман.
Вероятность подхватить вирус зависит от того, сколько активных частиц вы вдохнете: для большинства из них счет обычно идет на тысячи, но для коронавируса – на сотни. Именно поэтому было так важно свести время контакта к минимуму.
Поскольку я не мог поговорить с мистером и миссис Магован по телефону, у меня не оставалось выбора, кроме как обсуждать желания пациента, находясь с ним в комнате. Я старался дышать поверхностно и максимально прижал маску к лицу.