Интенсивная терапия (СИ)

«Если бы ты, Глеб, только знал, как мне херово сейчас, ты бы помог мне с этой чёртовой статьёй и не зверел бы на защите. Прости, что на ты, но мне надо выговориться. Ненавижу геев. Носятся все с ними – ах пидор, ах несчастный, а он просто законченный урод. Расстреливать таких надо. Мало их расстреливали. Сама бы взяла нож вот этот обоюдоострый Пироговский и животы бы им повспарывала. Думаешь, я ненормальная?! Нет, это не я, это они. У нас ведь дочь, понимаешь, девочка, которая ни в чём не виновата, и он был всегда такой внимательный, такой обходительный, такой милый! Я любила его.

Я ведь не просто научный сотрудник, женщина я, Глеб, понимаешь, женщина! Которой тепло и ласка нужны, а не только триглицериды с липопротеидами. А он сказал, что дежурит, а сам нифига не дежурит, я ж в отделение-то звонила. А почему позвонила? Точно, закономерный вопрос, так я отвечу тебе на него, Глеб. Я компьютер его открыла, в почту зашла. А там эти фото. Представляешь, мой муж обнимается и целуется с мужчиной!!!

У меня крыша поехала, Глеб.

Всё что угодно, только не это.

Да с бабой какой – я бы пережила, а с мужиком?! Ты вообще представляешь, как это – целоваться с мужиком?!

Ты представляешь, какая мразь мой муж?!

И что мне теперь делать? Вернётся он завтра с работы домой, а я что? Скажу всё, что о нём думаю? Что я думаю о таких, как он. Он прекрасно знает. Мы говорили об этом и не раз. Их сжигать надо всенародно, чтобы другим неповадно было. Ненавижу я геев и лесбиянок ненавижу, и любовниц всех, и любовников тоже! Ой, Глеб, я, похоже, всех ненавижу! Кроме тебя. Спасибо, что выслушал и за поддержку спасибо, и за помощь со статьёй этой дурацкой, тоже спасибо! Как хорошо, что встречаются такие люди, как ты, Глеб!»

Она удовлетворённо поставила восклицательный знак и щёлкнула на кнопку «Отправить сообщение».

Затем распрямилась и потянулась, сидя на стуле.

И тут до неё дошло. Она отправила письмо совершенно незнакомому ей человеку, труды которого читала. Труды и ничего больше.

Что она знала о нём? Ничегошеньки не знала. Он её оппонент на будущей защите, а она ему вылила всё, что накопилось в душе.

Как же изменили её эти последние сутки. Что теперь делать?!

====== Какого хрена я ответил?! ======

– Мне было хорошо. Очень. Ты классный. Ты мне позвонишь?

– Конечно.

– Пока.

– Пока.

Глеб подождал, пока за гостем закроются двери лифта, запер дверь. Уже на пороге спальни остановился, вернулся обратно к входной двери и запер её на ещё один замок.

Будто это спасёт от наваливающейся со всех сторон тоски.

Тоска-а… От неё не отгородиться дверями и стенами, не запереться ни на какие засовы. Она, тварь, запускает щупальца под кожу, и ты повсюду таскаешь её с собой. Таскать тоску… Таскать, стискивая зубы… Смешное слово «тискать» произошло от слова «тиски». Жуткое приспособление, полностью обездвиживающее всё, что попадает в него. Тоска таскает меня в тисках. Ха, да вы поэт, батенька!

В спальне пахло сигаретным дымом, чужим парфюмом, недавним сексом. Хорошо, что мальчик попался сговорчивый, без проблем согласился уехать. Некоторые пытались остаться на ночь. Глеб ненавидел, когда кто-то из его случайных партнёров оставался на ночь. Одного раза хватило, чтобы понять. Одного-единственного раза, когда найденные утром спросонья губы оказались чужими. Не его. Не того, с кем Глеб хотел бы проснуться утром в одной постели.

С кем хотел бы просыпаться всю жизнь.

Тот студентик, которого Глеб первый и последний раз оставил на ночь в своей квартире, не был виноват, конечно. Он-то рассчитывал, что профессор Поддубный, умнейший человек, восходящее светило науки и привлекательный до одури мужчина станет «тем самым» для него. Наивный, глупый, восторженный мальчик. Глеб внезапно вспомнил, как парнишка выскочил из его квартиры, глотая слёзы, не попадая руками в рукава куртки. Ему было больно. От жестоких презрительных слов недавнего кумира, от жёстких рук Поддубного. Нет, Глеб не бил его. Просто оттолкнул – брезгливо, как господин раба.

Как когда-то оттолкнули его самого. Да? Не руками, даже не словами. Просто вычеркнули из жизни, оставив Глеба Поддубного за скобками, за запертой на все замки дверью. И никакие слёзы, никакие разбитые в кровь кулаки не помогут достучаться до любимого человека. Теперь уже никогда. Потому что больше нельзя даже стоять под этой дверью.

У того, с кем хотел бы просыпаться в одной постели Глеб, вчера родился сын.

Внезапно смесь запахов в спальне показалась Глебу похожей на вонь чего-то невыносимо мерзкого, будто где-то под половицей сдохла крыса и медленно разлагалась там. Он рывком распахнул окно, свалив с подоконника на пол деревянную вазу, стопку книг, пустую кофейную чашку. Осколки разлетелись по всему полу. Холодный уличный воздух глыбами вваливался в быстро выстывающую комнату, сушил злые, так и не пролившиеся слёзы.

К чёрту. К чёрту всё!

В таком состоянии смешно было даже надеяться, что удастся заснуть. Глеб не стал закрывать окно, подхватил с прикроватной тумбочки ноутбук и отправился в свой рабочий кабинет. До утра осталось не так уж и много времени.