- Больше кольца в день – не получится, – выдохнул Эонвэ. – Слишком много сил и злобы вложил Саурон в Единое.
- Я не успел сказать, – подал голос неунывающий Тенька. – В таком количестве эти кольца реально расплавить с помощью обычной печи! А если я еще разок-другой пальцами щелкну...
Измотанный Эонвэ смерил колдуна таким красноречивым взглядом, что даже без чтения мыслей стало понятно: если эльфов в Валинор он еще, может быть, позовет, то Теньку со всеми его гранатами, регуляторами, кольцами и прочими экспериментами – на тысячу лиг не подпустит.
Две с половиной недели спустя.
- Вы нас не забывайте, – говорил Майтимо на прощание. – Навещайте, даже если повода не будет.
- Непременно, – кивал Тенька. – Вы тоже заходите к нам, я зеркало перенастроил, сбоев больше не дает. И в Валинор его с собой забирай, только от Эонвэ в пути прячь.
- А не почует?
- Я ж профессионал!
Клима просто улыбалась и махала рукой. Финдарато, Артанис, Макалаурэ, Куруфинвэ с Тьелпе и даже Эонвэ махали обде в ответ.
- Возвращайся говорить со мной, – сказал Эонвэ мысленно. – Самоотверженная до жестокости, верная до слепоты тем, кто обнимает твой мир.
- Я вернусь и буду говорить с тобой, светлый до чистоты, верящий создавшему тебя до безумия. Но неужели ты явишься сюда из-за моря, почуяв, как я пришла?
- Когда ты навестишь меня, то окажешься уже в Валиноре. Думаешь, я не знаю, что Нельяфинвэ Феанарион вознамерился тайно протащить на мой корабль это несносное водяное зеркало?..
====== О Чертогах Безмолвия и дурных предчувствиях ======
Под чистейшей безоблачной лазурью благодатного валинорского неба поспевали груши. Погода стояла тихая, знойная. В садах гнездилась прохлада и щебетали птицы. Макалаурэ сидел за письменным столом напротив распахнутого окна и, задумчиво покусывая кончик пера, записывал вертевшуюся все утро в голове песню на тринадцать куплетов, не считая припевов и музыкальных проигрышей. В рабочий кабинет заглядывали розы, крупные и совершенные, не тронутые морозами или, того хуже, вражеским искажением. Это было прекрасно.
Из соседних комнат донеслись детские вопли, а с кухни потянуло горелой кашей. Ушедший в себя менестрель встрепенулся, воровато дописал еще четыре строчки и стремглав бросился на запах, вспоминая, что полчаса назад обещал жене вкусный завтрак. Обещать-то обещал, но залюбовался особенно хорошо видными с кухни грушами, подумал, что неплохо бы уже собрать урожай и наварить сладкого варенья, непременно с ванилью, ведь ничего не пахнет так чудесно, как свежая ваниль. Разве только распускающийся весной первоцвет или первый мирный рассвет после долгих лет непрерывных войн... И понеслось. Ноги как-то сами собой пришли из кухни в рабочий кабинет, руки схватили сначала лютню, потом перо...
Каша подгорела. Не вся, конечно, но в корке толщиной с четверть пальца тоже приятного мало. Перекладывая остатки спасенной каши в миску и отправляя котелок отмокать, Макалаурэ со свойственным ему спокойствием пытался вспомнить, сколько раз у него подобным образом не ладилось хозяйство. Выходило, что так фатально – впервые. Интересненько, как говаривал Тенька, какова причина: просто мирная жизнь, приступ вдохновения или две очаровательные дочери младенческого возраста, которые уже год кряду не дают выспаться?
На кухню заглянула обеспокоенная жена.
- Что случилось? Пожар?
- Нет-нет, Линдис, все в порядке, – Макалаурэ поглубже утопил в тазу с водой отмокающий котелок. – Как дети? Я слышал крики. Моя помощь нужна?
- Нет, ничего особенного, я уже справилась сама, – Линдис невесомой походкой приблизилась к окну. – Груши поспели. Как это чудесно! Мне уже чудится запах грушевого варенья, и непременно с ванилью...
- ...Потому что нет ничего прекрасней запаха ванили, – закончил Макалаурэ. Линдис засмеялась и обняла его.
В довершение идиллии из комнат снова донесся требовательный детский плач.
Вечером того же дня, наигрывая дочерям на лютне колыбельную, менестрель размышлял. Подгоревшая каша – это очень плохо. Если такая неприятность случилась раз, то произойдет и два, и три – все скверное повторяется, коли не разобраться в причине. Что дальше? Рука начнет от усталости по струнам промахиваться? Или примутся ныть старые раны, как в ненастные белериандские зимы? И как все это скажется на семье? Не лучше ли найти выход сейчас, пока он вполне очевиден, чем откладывать до тех пор, когда подгоревшая каша из происшествия превратится в повседневность?
- Линдис, я пару дней поживу у Майтимо. Засыпаю на ходу, песни неделями не могу дописать. Кашу вот сегодня... сжег.
- Ты неправильно сказал, – улыбнулась жена. – Не “поживу”, а “посплю”.
- Ты справишься без меня? Все-таки не в Исход иду...
- Конечно. Пережил ведь ты сам как-то месяц, пока я гостила у родни. Только обещай мне...
- Что?
- Возвращайся прежним, – рассмеялась Линдис. – А не бледной тенью, как сейчас. А я за это время соберу груш...
- ...На варенье! И не забудь про ваниль, потому что...
- ...Нет ничего чудесней запаха ванили!..
Час спустя. Палисадник у дома Майтимо.