Интересное время или Полумесяц встает на закате (СИ)

— Я говорил, что проблемы наклюнулись? Так вот, Сабуро пропал.

— Заместитель твой? — спросил Артемьев. — Терасима, кажется, и если мне память не изменяет, то он хорунжий.

— Да. Я ему давал задание, а он не вернулся. На связь также не выходил. Сабуро так не поступал никогда, парень он головастый. Ясное дело, что такие фокусы неспроста.

— Может, на дно залег?

— Нет, — ответил Васимине.

— Тогда мы под колпаком?

— Возможно, но тоже нет.

— Так-так-так, — задумчиво протянул Артемьев. — Остается один вариант: кто-то копает компромат на Мормона или что-нибудь подобное. А кто у нас спец по подкопам?

— Крот, — проговорил майор, — но найти его — задача нетривиальная. И Терасима мне в этом помогал. Если так, то его за это могли и кокнуть…

— Запросто. — Полковник положил пистолет на стол. — А что ты у меня искал?

— Я не искал, я забирал. Оперативные разработки моего заместителя; он их сюда принес.

«И без моего ведома… Красота!» — проворчал Артемьев. Васимине закурил и, кисло усмехнувшись, сказал: «Да не злись ты…» И оба пустились в изучение бумаг…

Пока обескровленная армия Роммеля вела тяжелые бои с войсками Окинлека на эль-аламейнской земле, горстка «верных сынов» Великого Рейха с одним погоном на правом плече хаотично загружала грузовые автомобили документами, сейфами, папками и прочим нужным барахлом, выносимым из бункера. Усиливающийся раскатистый грохот взрывов и орудийных выстрелов придавал им прыть и сноровку, однако рота унтерштурмфюрера Шнайдера все равно не успевала эвакуировать всю документацию исследовательского центра.

Страх за свою шкуру уже давно точил душу ярого нациста Ганса Шнайдера, и подгоняемый собственным больным воображением и слухами, что англичане делают с пленными эсэсовцами, он орал на своих подчиненных, которые и так держались на честном слове. А бояться ему было чего: если он попадет в лапы островитян и о нем будут наведены справки, то о легкой и безболезненной смерти придется долго мечтать, проклиная выбор своего жизненного пути.

Сколько у них всех было гонору, когда они только прибыли сюда! Но это все осталось далеко позади, сейчас над ними нависла сама Смерть, которая плотоядно улыбалась клыкастой пастью и время от времени взмахивала длиннющей и острой косой над головами, обдавая людей могильным холодом. В данный момент каждый боец роты — от СС-манна до гауптшарфюрера — молился всем богам, только чтобы бравые солдаты великого и могучего фельдмаршала Роммеля не дрогнули и продержались еще немного.

— Шульц, — рявкнул Шнайдер, — ко мне!

Долговязый Шульц в звании роттенфюрера оставил небольшой железный ящичек, на котором он вел перепись выносимой документации, сунул в нагрудный карман записную книжку с карандашом, и подбежал к командиру.

— По вашему приказанию прибыл, — сказал он. К изможденному и скуластому лицу голубоглазого арийца блином прилипла апатия.

— Процент погрузки? — нервно спросил Шнайдер.

— Пятнадцать процентов, унтерштурмфюрер, — выпалил на одном дыхании роттенфюрер. — Это три машины. Они готовы к отправке на аэродром. «Гиганты» уже ожидают наши автомобили.

— Отправляй, — приказал Шнайдер.

— Есть, — сказал Шульц и рванул к грузовикам.

Оставшись наедине со своими тяжелыми мыслями, Шнайдер спрятался в тени бронетранспортера и закурил. Одной роте, размышлял он, предстоит эвакуировать ценой собственной жизни целый исследовательский центр. Как по мне, дальше развивал свою мысль Шнайдер, то я бы ничего не эвакуировал из бумаг. Сжечь к чертям! Главное, что хранится в головах ученой братии. Это важнее, чем бумажный прямоугольник с кучей непонятных формул.

Погрузившись глубоко в размышления, он ничего не видел и не слышал. Мысли, которые заполнили его черепушку, пугали своей мрачностью. И правда, радоваться особо нечему: только дурак не поймет, что Великий Рейх начал захлебываться.

— Господин унтерштурмфюрер, — кто-то начал дергать ротного за рукав, — господин унтерштурмфюрер.

Поморщившись, он повернулся к худому человеку в белом халате и роговых очках на бледном лице.

— Что вы хотите от меня, доктор? — в глазах нациста вспыхнула злость. У него и так дел по горло, а тут еще эти ученые, о которых он в пылу работы позабыл. Три десятка этих самых ученых угрюмо стояли недалеко от входа в бункер и тоскливо взирали на разруху и мельтешение вокруг них. Они сейчас были похожи на брошенных детей, которые собрались в группу, чтобы привлечь к себе внимание взрослых.

— Прошу прощения, — залепетал доктор, — что отвлекаю вас. Но вы не могли бы ответить мне: когда нас доставят на аэродром?

— Хоть сейчас, — отмахнулся от ученого эсэсовец. Отыскав взглядом гауптшарфюрера, он окликнул его и приказал отвезти яйцеголовых на аэродром, не дожидаясь отправки всего каравана. Кивнув, тот быстро согнал исследователей в кучу и быстро погрузил их, понукая оружием, в автомобили.