Интерфейс

Они свернули на обочину, распахнули задние двери и уложили его на заднем сиденье. Но он сначала уселся прямо, а потом выскочил из салона в придорожную канаву и зашагал по полю сквозь восьмифутовую кукурузу, вопя по-итальянски. Сперва это был просто неразборчивый крик, но постепенно он превратился в довольно сносное исполнение арии из Верди: баритон, роль хорошего парня. Патрульные не знали, что делать – следует им попытаться скрутить губернатора или все-таки не стоит? – и поэтому занялись тем, что копы делают в любой непонятной ситуации: стали светить на него фонариками. Он же задумчиво снял пиджак и его белая рубашка, аккуратно рассеченная на три части подтяжками, ярко засияла среди стеблей. Он шел через поле, оставляя за собой поломанную кукурузу, а патрульные следовали за ним на почтительном расстоянии. Курс его отклонялся туда и сюда, но в целом он, казалось, придерживается определенного направления. Он двигался к единственному примечательному объекту в области видимости: высокой стройной башне, высившейся надо полем в нескольких сотнях футов от дороги и мигающей красными огнями.

– Красные огни, – сказал один из патрульных. – Его привлекли огни!

Но Зельдо только головой покачал. Сейчас его мозг был перегружен почти так же, как и мозг Коззано, и он выдавил из себя только одно слово:

– СВЧ.

Наконец Коззано свалился, не дойдя до релейной башни на бросок камня. Патрульные бросились вперед, подняли его на руки и понесли назад.

К тому моменту, когда они добрались до машины, он уже снова бился, но слюна и кровь на лице подсказали Зельдо, что у него припадок и он, возможно, прикусил себе язык.

– Давайте убираться отсюда! – сказал Зельдо.

Он уже откинул спинку сиденья и раскрыл багажник. Они забросили губернатору внутрь, как свернутый в рулон тяжелый ковер.

– Вперед! Вперед! – крикнул Зельдо и водитель вывернул с обочины на дорогу, визжа всеми четырьмя колесами.

Коззано расслабился и безо всякой связи с происходящим процитировал дословно пространный пассаж из «Генерального соглашения по тарифами и сборам». Затем он некоторое время молчал.

Затем он спросил:

– Какого черта открыт багажник? Хотите, чтобы мы кончили, как Бьянка Рамирез?

Флойд Уэйн Вишняк хотел спать, но мысли не давали ему уснуть. Он лежал на своем матрасе, а в голове его шла воображаемая дискуссия: он шевелил губами и жестикулировал, споря о политике с Уильямом Э. Коззано и Типом Маклейном. Чем дольше он дискутировал, тем яснее становились его мысли и тем доступнее ему удавалось их изложить. В конце концов он решил, что мысли следует записать.

Свет лампы над кухонным столом резал глаза. Прикрывшись ладонью, как козырьком, он принялся шарить вокруг в поисках чего-нибудь пишущего. Наконец он обнаружил огрызок карандаша на холодильнике. Рядом с матрасом стояла силовая скамья, а под ней – ящик, полный грузов и гантелей. В самом его низу хранился старый блокнот на спиральке, потерявший половину страниц, в котором он регистрировал свои успехи, когда занимался по программе. Он раскрыл его на чистой странице и бросил на стол; оказавшись прямо под лампой, бумага показалась такой яркой, что он зажмурился. Он взял из холодильника банку пива и уселся, чтобы собраться с мыслями.

Адрес он нашел на видеокассете, как и говорил Аарон Грин.

Флойд Уэйн Вишняк.

Загородная трасса 6, Ящик 895

Девенпорт, Айова

Аарону Грину

«Огл Дата Рисеч»

«Пентагон Тауэрс»

Арлингтон, Вирджиния

Дорогой мистер Грин,

Я пишу это письмо вам чтобы выразить свои дополнительные мысли и мнения, которые вы сказали, что хотели бы узнать. Может быть вы уже забыли меня раз я никто, живу в трейлере. Но однажды мы встречались лицом к лицу и может быть, снова встретимся. Это насчет Дебатов, которые были сегодня в Декейторе, Иллинойс, не очень далеко от того, места где я живу.

Это по правде интересно, что сто лет назад люди думали точно так же, как и сейчас, насчет финансовых воротил с Уолл стрит, управляющих страной. Какая ирония, что ничего не изменилось с тех пор. Я гадаю, почему так. Может это потому, потому что все политики работают за деньги, деньги, деньги.

Маклейн это жадный до власти подонок и это видно по его лицу и по тому как он себя ведет – как труп. Это потому что если бы он вел себя естественно и сказал правду, то скорее всего оскорбил бы тех, кто ему башляет.

Но Коззано честный человек и говорит прямо. Он единственный честный человек там, потому что он единственный, которому ничего не надо. Для меня лучше всего в дебатах был тот момент, когда он пригласил Маклейна выйти поговорить. Мне было приятно, когда Коззано говорил о праведности, как из Библии, и я правда хотел бы посмотреть, как его кулак расшибает Маклейну лицо.

Я готов побиться об заклад что ваши часы прочитали кое-какие хорошие чувства в этот момент. Я готов поспорить что все мои показатели зашкалили. Теперь вы наверно думаете, что я жестокий человек.