Интерфейс

Он открыл дверь, вышел на балкон, постоял минуты две, всматриваясь в синеву города, прерываемую цветными иллюминациями. Машины на сгустителях воздуха двигались значительно медленнее, чем магнитные в Каллисто. К тому же законы Алмуньи ограничивали максимальную скорость. Здесь Раулю казалось, что время замедлилось, устало, почти остановилось. Будто минута, проведенная в Алмунье, равняется трем, а то и пяти в Каллисто.

Многие люди, прибывавшие с Каллисто, чувствовали подобное. И наоборот, при переходе на Землю-4 время будто ускорялись.

Но на самом деле разницы в течении времени не было. Просто темп жизни, скорость машин на магнитной подушке, темное время суток, более приятные климатические условия создавали подобную иллюзию.

Рауль посмотрел вниз. Да уж, с двадцать седьмого этажа в случае опасности не спрыгнешь. И балконы чересчур далеко друг от друга. Он вернулся в комнату, достал пистолет, активировал настройку слияния. Оружие перестроилось, обхватив запястье владельца и слившись с нервной системой. Теперь он сможет управлять им с интерфейса.

Это быстрее, чем жать на спуск. Правда, опаснее в плане случайной активации. Ну, ничего, не в первый раз.

Рауль усмехнулся, и, стараясь отбросить параноидальные мысли, принялся за готовку ужина.

* * *

Адам Грин сидел в ресторане отеля «Нью-Йорк» и, пытаясь сохранить спокойный вид, поедал овощной салат. Блюдо не пришлось ему по вкусу — Грин терпеть не мог овощи. Но Войтович каждый вечер, приходя сюда, заказывал именно его, а резкая смена кулинарных пристрастий могла вызвать подозрение.

Он уже прекратил рассматривать окружающих в поисках агентов Объединения. Ими могла бы быть парочка за соседним столиком. Или тот парень, одетый явно неподобающе для этого места — в футболку и брюки. Или компания из трех мужчин, распивающих пиво. А может, агента вообще нет? Возможно, они следят за этим залом через хорошо спрятанную камеру?

Иногда он активировал свой усиленный слух и вслушивался в разговоры посетителей ресторана, но поняв, что это тщетно, прекратил. Если агент здесь и он поймет, что человек за столиком — не Войтович, будет общаться со своими по мыслесвязи. А обычным посетителям нет разницы, кто ест за столом по соседству.

В конце концов, Грин был детективом, а не считывателем. Умей он читать эмоции, может, и усмотрел бы в ком из присутствующих агента. Да и не важно, есть здесь представитель Объединения или нет. Его участь — сыграть роль Войтовича на публике. Что он и пытался сделать максимально реалистично.

Тем временем несколькими этажами выше настоящий Казимир Войтович понемногу приходил в себя. Первое, что он увидел, — зеркальный потолок над собой. В нем отражалось все, кроме самого Войтовича. Хоть такой дизайн и был обычен для двадцать пятого века, но Казимира это явно перепугало. Он попытался пошевелиться, что-то сказать, но не мог. Он не чувствовал своего тела. Словно его и не было. Казимир мог шевелить глазами, двигать губами, но тело будто отняли. В его голове гудело, а в ушах раздавался нарастающий звон, будто в одночасье били тысячи колоколов.

Вскоре он понял, что лежит на кровати в одном из номеров отеля. Рядом находилось окно, через псевдостекло которого на него дул легкий ветерок. Перед глазами то и дело все плыло, изменялось, покрывалось пятнами и разноцветными мушками.

— Где я? — протянул Войтович.

— Все еще в отеле, — он услышал рядом с собой немного грустный мужской голос.

Казимир повел глазами и увидел священника. Того самого, который спускался с ним и епископом в лифте. И сразу все вспомнил — тряску, падение, потерю сознания.

— Лифт сорвался, вы помните это? — спросил священник.

Юргена Саммерса Казимир Войтович, конечно же, никогда ранее не видел. Поэтому у него не возникало подозрений, что перед ним не священник Нового Ватикана, а детектив «Ассаж».

— Что случилось? — прошипел Войтович.

— Вы были ранены. Врач только что был здесь и сказал, что, к сожалению, вы умираете, — Саммерс склонился над Казимиром настолько, что тот чувствовал его дыхание. — Ваш мозг поврежден. Те доли мозга, что отказали у вас, к сожалению, восстановить нельзя. При транспортировке в больницу вы бы умерли сразу. Поэтому вас было решено оставить здесь. Вы были верующим человеком. Постоянно приходили в церкви Нового Ватикана. Поэтому я решил, что перед смертью, скорее всего, вам захочется поговорить со священнослужителем.

В голове Войтовича за секунду пронеслась вся его жизнь. Он вспоминал свою жену, детство, юношество, недоигранную партию в шахматы с другом, недочитанную книгу. Но выразить он не мог ничего. Лицо было почти полностью парализовано.

Джо хотел уменьшить действие парализующей программы, но Саммерс сказал, что не стоит. Чем тяжелее он будет себя ощущать, тем больше вероятности, что он выложит важную информацию.

— Вы хотите что-то мне рассказать? — спросил Юрген.

— Я… Я… — Войтович запинался. — Я изменял жене.

Саммерс мягко кивнул.

— Я не хочу умирать, — прошептал Казимир.