Интерконтинентальный мост

Ник Омиак знал, что на месте разрушенного моста-макета в Уэлене нашли тюбик из-под желтой краски, которым пользовался Перси Мылрок. Правда, как заявил следователь из бухты Провидения Владимир Тихненко в телеинтервью, это может быть простое совпадение, и у них нет оснований подозревать кого-нибудь. Но многим иналикцам связь Перси с газетой «Тихоокеанский вестник» казалась подозрительной, особенно из-за непомерно больших денег, которые получал новоявленный художник. Позиция этой газеты относительно строительства Интерконтинентального моста была всем хорошо известна.

Ночь для Френсис прошла тревожно. Боясь, что Перси попытается вломиться в дом, она долго лежала с открытыми глазами, пыталась читать, слушать музыку, а потом уже на рассвете встала и села к столу. Возле настольной лампы громоздились папки с материалами для книги. А песня Джеймса Мылрока все звучала, звала на вольный простор, далеко…

Тихонько одевшись, Френсис вышла из дома. На северо-восточной половине неба занималась заря, яркая, красная, обещающая ясный, теплый и тихий солнечный день.

Уже было достаточно светло, чтобы различать дорогу, и Френсис решила встретить восход на самой высокой точке острова, на том месте, где возвышалась бронзовая статуя Христа. Она медленно пошла по тропке, поднимаясь все выше и выше, оставляя внизу, на крутом берегу моря, селение.

На вершине острова рассеивался ночной туман, которым Кинг-Айленд окутывался каждую летнюю ночь. Френсис знала, что с первыми лучами солнца от тумана останется лишь легкий налет на обломках скал, на невысокой тугой траве.

Время от времени Френсис останавливалась и оглядывалась на море, где разгоралась заря. Она торопилась оказаться на вершине, чтобы поймать первый луч встающего солнца. Кругом уже было достаточно светло, лишь со статуи еще не сошел беловато-серый покров тумана…

Но что это?

Это было невероятно и страшно: статуя Христа сошла со своего пьедестала и сидела у собственного подножия, обратившись лицом к утренней заре. Френсис остановилась. Оцепенение было так сильно, что невозможно было отвести глаз от страшной картины, и идущий из глубины тела крик застрял комом в горле: Дунул легкий утренний ветерок, добежавший до вершины острова с моря. В нем явственно чувствовалась свежесть воды, запахи сохнущих на гальке водорослей и ночное сырое тепло. Этим порывом сдуло остатки тумана, и первый луч солнца отразился от стоящей в полной неприкосновенности бронзовой статуи Христа.

Но у подножия сидел человек. Он шевельнулся вместе с хлынувшим на него светом и поднял голову. Это Перси Мылрок рисовал в большом альбоме, разложенном на коленях.

Крик все же вырвался у нее и заставил вздрогнуть человека.

Перси уставился на Френсис. Изумление, смешанное с испугом, отразилось на его лице. Облачко тумана, сошедшее со статуи, на секунду коснулось фигурки Френсис, и он подумал, что ему мерещится. Но звук голоса вернул его в действительность, и Перси, вскочил на ноги, рассыпав краски по земле.

— Френсис!

В это солнечное утро он был совсем другим, словно вернулось время их детской дружбы. Лицо его сияло, в глазах светилась доброта, и легкая улыбка блуждала по его лицу. Он, видимо, еще был в том состоянии, когда сила творчества преображает человека, выявляя в нем лучшие его черты.

— Я… я хотела отсюда увидеть восход солнца, — пробормотала Френсис.

— Смотри, — сказал Перси. — Вон солнце взошло.

Да, солнце действительно взошло, и здесь, на вершине острова, в чистом, ничем не замутненном воздухе, его лучи оказались горячими и ослепляющими.

— Я очень рад, что вижу тебя утром, — сказал Перси и сделал несколько шагов навстречу.

Френсис улыбнулась в ответ.

— Милая Френсис, — продолжал Перси. — Над нами возвышается тот, кому поклоняется значительная часть человечества. Может быть, именно он и призвал нас сегодня друг к другу, потому что и его милосердие, его любвеобильное сердце устало, измучилось, глядя на наше несчастье…

Перси говорил тихо, но в этой утренней тишине его голос был отчетлив и ясен. Он больше не заслонял солнце, и Френсис видела его лицо, просветленное, даже одухотворенное, и вдруг ставшее похожим на то, что было у него в юности — округлое, с затаенным под природной смуглостью румянцем.

И вдруг с удивительной достоверностью вспомнилось их детство в Иналике, прогулки по узкому галечному пляжу после штормовой ночи в поисках неожиданных находок. Иногда это были загадочные вещи, обломки чужой жизни, может быть, даже остатки чьих-то трагедий, несчастий. Обычно они ходили, взявшись за руки, чтобы чувствовать друг друга, быть уверенными на скользких камнях и успеть убежать вместе от набегающей волны. Так было хорошо вдвоем, чувствовать себя вдвое сильнее, вдвое увереннее, вдвое зорче. И два молодых сердца бились вместе…

Перси взял ее за руку, и Френсис не отняла дрогнувшей руки.