Интерконтинентальный мост

— Хью Дуглас несколько раз мне говорил: пусть ваши иналикцы не высаживаются на остров. Если будет продолжаться самовольное возвращение на остров, придется принимать меры.

— Какие такие меры? — насторожился Адам Майна.

— Он не уточнял, — ответила Френсис.

— Запретят, что ли, приезжать сюда? — предположил Адам Майна. — Если такое случится, придется обращаться в Верховный суд!

— А суд возьмет и скажет: остров уступили, права утеряны, о чем же вы раньше думали? Теперь поздно, — сказала Френсис, внося блюдо с оленьим мясом.

— Да, — вздохнул Адам Майна. — Поймали нас, как глупую весеннюю нерпу в сеть.

Иногда Петр-Амая ловил на себе изучающие взгляды Френсис.

Внешне он не изменился, только чуть похудел. Такой же взгляд, тот же голос и милая, чуть застенчивая улыбка, когда замолкал, ожидая ответа.

Сегодня на плато Френсис неожиданно столкнулась с Перси. Сначала не узнала его в форменной одежде строителя Интерконтинентального моста. Одежда походила на обычный спортивный костюм для утренней пробежки, если не считать надвинутого на голову капюшона с меховой опушкой, опутанного к тому же проводами. Это одеяние было сконструировано в космической лаборатории НАСА и обеспечивало тепловой комфорт при скорости ветра более тридцати метров в секунду и температуре наружного воздуха до минус шестидесяти градусов по Цельсию. Френсис шла от причальной мачты и не была уверена, что это он, пока Перси ее не окликнул. Лицо у него вытянулось, обозначились скулы, и мальчишеский облик исчез, уступив место резким и даже несколько огрубевшим чертам. В глазах холод и бездонная глубина. Перси кивнул Френсис, на мгновение остановился, словно колеблясь, и прошел мимо, размеренно шагая. Потом Френсис подумала: может, она встретилась с одним из промышленных роботов, используемых на подземных и подводных работах? Она как-то видела несколько десятков таких машин на мысе Принца Уэльского. Их только что выгрузили с корабля, и они стояли на зацементированной площадке рядами, похожие на странных низкорослых, широкоплечих людей. Инженер с помощью дистанционной установки проверял их, включая то каждого из них попеременно, то всех сразу. Вспомнились давние кинофильмы, которые Френсис смотрела, о войне и военных. Промышленные роботы, стоящие на заснеженной площадке под ледяным ветром Берингова пролива, напоминали шеренги солдат… Френсис несколько минут смотрела вслед. С той поры, как они расстались, Перси никогда не возвращался на Кинг-Айленд. Зато его часто видели в Номе в самых дорогих и шумных кабаках, расплодившихся в связи со строительством Интерконтинентального моста.

— Вы располагайтесь здесь, — сказала Френсис Петру-Амае, прежде чем она с Адамом Майной удалилась, чтобы записать его рассказ о необыкновенном приключении.

Уходя, старик виновато признался:

— Честно говоря, мне не хотелось особенно распространяться по этому поводу. Но если это нужно для книги, то я уж не буду отказываться…

Петр-Амая остался один в доме, где еще недавно жил мэр острова Ник Омиак.

Притушив свет, он подошел к окну и посмотрел на темнеющий в густых сумерках остров Ратманова. Громада главной островной опоры будущего моста ярко освещалась снизу и казалась светящейся изнутри. Световодные трубчатые конструкции начертили на фоне неба замысловатый чертеж, и к этому чертежу бесшумно плыли грузовые дирижабли. Иногда вспыхивали фейерверком огни термической сварки, хотя основные стыки соединялись на молекулярном уровне.

Петр-Амая сидел в глубоком покойном кресле и размышлял о книге, пытаясь найти какую-нибудь приемлемую форму соединения самых разнородных материалов. Внешне стержень, на который нанизывались все события, материалы, изыскания, даже старинные легенды и предания, уже был — сам Интерконтинентальный мост. Но хотелось внутреннего единства, естественного сцепления, особой силы притяжения всего собранного и того, что еще должно быть собрано в единое целое, прочное, впечатляющее и нужное людям, как сам мост. В поисках этого внутреннего единства Петр-Амая изучал старинные исторические труды, штудировал Карамзина, древние русские летописи, народные эпосы от якутского сказания о Нюргун-Боотуре Стремительном, киргизского Манаса и калмыцкого Джангара до Кольца Нибелунгов… Мучились ли такими творческими сомнениями те, кто создал эти удивительные памятники творческого духа человека? Обращался и к отцу, но Иван Теин, похоже, занят своим… Подозрение о том, что отец находится в состоянии углубленной работы над своим произведением, подтверждалось прежде всего тем, что он более аккуратно придерживался установленного распорядка дня и отклонение хотя бы на минуту раздражало и портило ему настроение. Отец стал более замкнут, мало разговаривал и большую часть времени проводил в своем кабинете, отключив всю информационную систему. Иногда появлялся оттуда в состоянии необычайного оживления, и это означало, что ему удалось написать нечто, чем сам доволен. Правда, такое случалось довольно редко. Обычно отец был хмур и часто отвечал невпопад, когда к нему обращалась Ума.