Петр-Амая проследил за рукой Френсис: на севере, в голубизне неба четко выделялась журавлиная стая.
— Что-то нынче рано птицы прилетели, — заметил он.
— Это потому, что наша весна, весна нашей любви! — весело сказала Френсис, все больше заражаясь весенним праздничным настроением.
Дым над ярангой заметили еще издали…
Хозяева были дома: рядом со снегоходом лежала вязанка сухого стланика.
— А я только собрался за вами, — сказал Папанто. — Сегодня родились первые телята. Это праздник! В этот день мы обычно пользуемся не электроникой, а живым огнем.
В чоттагине было голубовато-сумрачно от теплого, пахучего дыма. Тамара хлопотала у костра. Оторвавшись от дел, она тепло поздоровалась с гостями и сказала, оглядев фигуру Френсис:
— Когда понадобится помощь, позовите меня.
— До этого еще далеко, — сказал Петр-Амая.
— Я чувствую себя хорошо, — добавила Френсис, бросив на Тамару благодарный взгляд.
Весь день Петр-Амая и Френсис провели в гостеприимной яранге Папанто, съездили в оленье стадо.
Так называемое плодовое стадо паслось на южном склоне Восточного холма. Среди разномастных оленух уже можно было различить коричневых пушистых новорожденных телят. Важенки не подпускали близко. Папанто с помощью ветеринара поймал одного довольно рослого теленка и подвел к Френсис.
— Я дарю вам этого оленя, — торжественно произнес он. — Это на счастье будущему человеку.
Френсис искренне растрогалась. Она поблагодарила оленевода и деловито осведомилась:
— А как его потом различим среди этих тысяч оленей?
— А мы его пометим, — ответил Папанто. — Не беспокойтесь, он не затеряется.
Возвратившись поздним светлым вечером и едва войдя в Дом, они услышали вызов международной связи: это был снова Хью Дуглас.
Чтобы не мешать разговору, Петр-Амая вышел из дома поставить снегоход в гараж. Вернувшись, он застал Френсис в глубокой задумчивости.
— Мне придется съездить на Малый Диомид, — сказала она тихо. — Дело оказалось гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Надо уговорить земляков вернуться на Кинг-Айленд.
— А как твое состояние?
— Впереди еще два месяца! Я буду очень беречься и каждый день разговаривать с тобой.
— Я буду тебя ждать, — сказал Петр-Амая.
На следующий день Френсис Омиак улетела на специальном вертостате.
Глава седьмая
Каждое утро вместе с привычным видом темного берега острова Ратманова Адам Майна видел теперь нависший над проливом светлый пролет Интерконтинентального моста и удивлялся про себя, как быстро человек привыкает ко всему.
С наступлением солнечных дней в Иналик зачастили земляки с Кинг-Айленда. Все они жаловались, что соскучились по родному острову.
— Даже ветер здесь родной, — сказал Джон Аяпан, втаскивая вверх по камням свой снегоход, на котором он намеревался охотиться на нерпу в разводье, в северной части пролива. — Пахнет знакомым.
Пожив с неделю, Аяпан привез жену и ребятишек.
— Пусть поживут на воле, — так он объяснил Адаму Майне, будто жизнь на Кинг-Айленде в прекрасно оборудованном доме была для них неволей.
За Джоном стали приезжать и другие иналикцы, и вскоре Адаму Майне стало казаться, что в общем-то никто и не уезжал с острова.
Население Иналика еще больше увеличилось, когда в школе на Кинг-Айленде закончились занятия. Почти не было дня, чтобы еще одна семья не высадилась на Малый Диомид.
Это и тревожило, и радовало Адама Майну. На запрос официальных властей он ответил, что это естественное стремление эскимосов к перекочевкам и перемене места во время весенней охоты. «Растает снег, вскроется пролив между островами, и люди сами покинут Иналик и вернутся в свои дома на Кинг-Айленд».
— А мне кажется, что наш Иналик стал даже краше, получив вот это! — Джон Аяпан показал на пролет моста, нависший над проливом.
Он даже предпринял попытку пешком прогуляться на советский остров, но на разделительной линии, обозначающей государственную границу, уже стояла будка пропускного пункта. Пришлось вернуться.
— Виза нужна! — обескураженно сказал он своим. — Я, между прочим, подозревал, что этим дело кончится. Дай волю белому человеку, он понаставит где только можно заграждения, пропускные пункты, шлагбаумы.
В своих злоключениях и неудачах Джон Аяпан всегда винил белого человека. Это утешало его и успокаивало.
Иналик ожил. Светлыми ночами, на берегу, с большими сетями-сачками собирались ребятишки и ловили птиц. Очистившийся было берег покрылся постоянной жировой и кровавой пленкой от разделываемых морских зверей, появились кости, покрытые бахромой мяса и жира, которые некому было обглодать по причине отсутствия собак.
Но потом прибыли и собаки: первых привез тот же Джон Аяпан, объяснив, что на Кинг-Айленде некому за ними ухаживать, а их у него четыре. Но по прибытии в Иналик одна сучка тут же принесла приплод — пять здоровых щенков.
На это Адам Майна лишь добродушно проворчал;
— Не хватало еще, чтобы кто-нибудь родил ребенка!