Интермир. Серебряная греза

Теперь я понял, почему на похоронах Джея все крикнули «ура». Такого я никогда не видел и опешил, когда, провожая гроб, пятьсот глоток разом гаркнули. Теперь я понял и сам крикнул, хотя звенело в ушах, першило в горле и щипало глаза. Этим криком я предупреждал – Берегись! Я звал – Сюда, здесь пещера! Я говорил – Прости! И я прощался. Вместе с другими.

Заиграла музыка, гроб исчез. Кто-то заплакал. Другие обнялись. Мне хотелось взять Джо за руку, но одна моя рука висела на перевязи, аукаясь дикой болью, а другой я утирал глаза, ослепшие от слез. Да и поди знай, как Джо отнеслась бы к моему порыву. Ведь, вполне возможно, Ежи погиб из-за меня.

После похорон я валялся в лазарете и бесконечно прокручивал в голове ту сцену на скале. Она донимала меня в забытьи, ее мельчайшие детали я вспоминал на допросах. Ежи подтащил меня к краю обрыва, мы изготовились прыгнуть. Вспомнив о пещере, я потянул его назад. Грохнулся валун, и я выпустил руку Ежи. Больше я его не видел. Я звал его? Не помню. Если б позвал, он бы, наверное, пошел на голос. И отыскал бы пещеру.

В день похорон все занятия шли по расписанию, смерть Путника не повод расслабиться. Наоборот, нужно еще усерднее трудиться. Потому что ситуация ухудшилась. В противостоянии ХЕКСу и Бинарии наших стало на одного меньше. Мы должны сплотиться.

Только меня это не касалось.

– Джои Харкер.

– Я, – вяло отозвался я. Я изнемог. После похорон не мог уснуть. Изводила картина: Ежи падает, но уцелеет, если я успею его подхватить.

– Твои болячки заживут недели через три. Если будешь принимать витамины и воздержишься от серьезных нагрузок, через пару недель сможешь приступить к тренировкам. А то и через неделю. Каждый вечер показывайся врачам. Ясно?

– Так точно.

– Тебе диагностировали посттравматическое расстройство. Знаешь, что это?

– Так точно.

– До особого распоряжения ты освобожден от всех дел. Ради твоей же безопасности тебе вживят маячок. И еще предписаны регулярные сеансы психотерапии.

– Есть, сэр. – Я оцепенел. Что тут еще скажешь – спасибо, что не прикончили? Или, хуже того, не стерли память и не вышибли вон? Я понял, о чем Старик недоговаривает: теперь на мне смерть двух Путников. Один раз со мной рискнули, но больше рисковать не могут. Только из-за моего нервного расстройства мне еще не вынесли приговор, но дали испытательный срок. Один неверный шаг, и я отсюда вылечу с головокружительной скоростью (если, конечно, будет чему кружиться).

Жизнь на Базе шла своим чередом, но все были как в воду опущенные. Волоча ноги, хмурые Путники слонялись по коридорам. При встрече со мной отводили глаза и молча уступали дорогу.

Моя рука на перевязи была знаком славы и позора. Все знали, что я был ранен в переделке, погубившей Путника. Вот только никто не знал, что с каждым днем я все сильнее себя ненавидел.

Я не сумел спасти товарища. Я был рядом с ним, он пытался мне помочь и погиб. Сколько еще Путников я угроблю?

Все стало опять точно так же, как после смерти Джея. Да нет, хуже. Тогда меня сторонились и ненавидели пятьсот незнакомцев. А сейчас на меня косо смотрели пятьсот товарищей.

Не все они были моими друзьями. Некоторых я даже не помнил в лицо. Когда соседствуешь с полутысячей человек, трудно запомнить каждого. Но меня уже признавали за своего, даже невзирая на мою дружбу с Тони.

Когда я вошел в столовую, тихие разговоры за столиками стали еще тише. Смолкнув на полуслове, Путники смотрели мне вслед. Я чувствовал их взгляды, но как ни в чем не бывало нагрузил свой поднос и сел за свободный столик. Уж лучше пусть никто не подсаживается, подумал я. Как давеча, на загривке вздыбились волоски, но только не от радостного возбуждения. Я себя чувствовал мышкой, угодившей в кувшин. Я тосковал по Ежи, тревожился за Акасию и друзей, пострадавших в камнепаде. Джей/О обесточен, Джаи все еще не очнулся, а Йоренсен, возможно, останется калекой.

Кто-то грохнул поднос на мой столик. Я поднял взгляд – Жуакин. Пол-лица в ссадинах и царапинах, вид изможденный.

– Привет, – сказал я, надеясь, что вышло буднично.

– Привет. – Жуакин сел. Мы помолчали. К еде никто не притронулся. – Как ты?

– Лучше.

Он взглянул на мою руку:

– Болит?

– Ага. – Есть не хотелось, но я себя заставил. Помешкав, Жуакин последовал моему примеру. – Ты-то оклемался?

– Почти. Нет… не лезет в горло… – Он отложил вилку. – Так оно всегда?

Я не знал, что ответить. Нет, не всегда, но… Когда такое случается, всегда плохо. Всегда тяжело.

– Нелегко терять близких, – наконец ответил я.

– Сочувствую. Как ребята, поправляются?

– Понемногу. Джаи и Джей/О еще не очнулись.

– А как Йоренсен? Он ведь был у подножия?

– Да. Толкнул Джено под щит Джаи, а сам не успел. Множественные переломы, рваные раны. Еще колено ему раздробило.

– Я видел, как Джо взлетела. Ей-то не шибко досталось?

– Растревожила больное крыло, но иначе было бы еще хуже. Не знаешь, как там Джея?