Интермир. Серебряная греза

Вновь и вновь мы вспоминали, как все случилось. Жуакин был на вершине, он активировал щит и спрыгнул. Я поразился, что он всех знает по имени, хотя только-только попал к нам. Видно, старался запомнить каждого, очень хотел войти в команду. Помнится, я так не усердствовал. Правда, я с ходу стал изгоем.

– Неправильно это, – вдруг сказал Жуакин. В тоне его была такая убежденность, что я слегка растерялся.

– Что – неправильно?

– Ну… это… Мы не должны воевать.

– Верно, – согласился я. – Но воюем. И если не будем, верх возьмут бинарии и маги, которые все уничтожат и превратят Альтиверсум черт-те во что.

– Серебряная греза. – Жуакин задумчиво крутил вилку в руках. Я хотел спросить, о чем это он, но его вопрос меня опередил: – Ты знаешь, что многие считают тебя виноватым?

– Я сам себя виню, – признался я.

– Не надо, – покачал головой Жуакин. – Ты ни при чем. Я же там был и все видел. Но кое-кто подозревает… – Он замялся, играя вилкой. – Некоторые командиры считают… Они предполагают злой умысел.

Я молчал, переваривая услышанное. Да, вполне возможно. Как же я сам-то об этом не подумал? Перед камнепадом я слышал хлопки… Это были не бластеры, у них другой звук. На инструктаже Старик сказал, что всякое членовредительство будет тщательно расследовано. Пострадала куча народу, и, конечно, начато следствие. И что оно выявит? Незадолго до гибели Ежи дрался с Джои Харкером. С тем самым, кого уже обвиняли в предательстве своего отряда. С тем, кто сам спасся, а товарищу дал погибнуть.

Меня тоже выкопали из-под обломков, и, видимо, только поэтому я избежал прямых обвинений. Но Жуакин прав – подозрения существуют. Моя перебитая рука – вроде карточки «Бесплатное освобождение из тюрьмы», но мне запрещено делать ход и копить деньги. Вот такая вот «Монополия».

Не помню, как я ушел из столовой и добрался до своей каюты. Очнулся, когда уже сидел на кровати. Жутко ломило больное плечо, на перевязь капали мои слезы. Рядом парил опечаленный Тони.

– Ежи был моим лучшим другом. Как ты, – сказал я.

Тони грустно качнулся, приняв унылый серо-голубой оттенок. Я молчал, но вдруг пришла мысль, от которой вспыхнула искра надежды. Может, Тони был с нами и все видел? Может, он как-нибудь сумеет объяснить Старику, что я не виноват?

– Тони, ты видел, что произошло? Ты был рядом?

По малышу снизу вверх и обратно пробежала цветовая волна – он будто неопределенно пожал плечами. Надежда моя тоже вспыхнула и пригасла.

– Где же ты был? – тупо спросил я, не особо рассчитывая на ответ. Да и что он мог сказать?.. Господи, почему мне так не везет?

Нижняя часть мутныша окрасилась в кирпичный цвет, а верхняя стала похожа на палитру. Я не понял, что он пытался сказать.

– Ладно. – Я вздохнул и подпер рукой голову. Усталости не было, но я хотел вымотаться до предела и уснуть. И проснуться, когда все будет нормально.

Я усмехнулся. Нормально – это ходить в школу, возвращаться домой, делать уроки, отлынивать от домашних обязанностей и воевать с сестрой из-за телепрограммы. Пронзило грустью, когда я вспомнил нашу семью за обеденным столом. Нормально – это канючить, чтобы тебе разрешили поесть перед телевизором, а десерт слопать за компьютерной игрой. Нормально – засыпать в своей комнате, чувствуя ее запахи.

Но вряд ли нормально с утра пораньше кувыркаться в солитонах и суперконтинууме, а потом до самого обеда пахать на уроках военного дела, рисковать в Зоне Риска и зубрить повадки всевозможных какодемонов. Или еще вот – свернуть за угол и шарахнуться от собственного зеркального отражения, которое извинится и уступит тебе дорогу. Наверное, я никогда не привыкну, что здесь полным-полно моих копий.

Все мы были почти на одно лицо, но только мне одному так ужасно не везло. Лишь я притягивал несчастья. Лишь на моих глазах погибли два товарища.

Тони, сохраняя все ту же странную половинчатую окраску, как-то неуверенно меня облетел, точно планета, которую недавно выгнали из Солнечной системы. Наверное, имя Ежи уже появилось на Стене, подумал я. И что ему принести? Может, камушки с подножия той горы? Ничего себе подношение. Осколки камней, которые его убили. Офигенная символика.

Я вздохнул и опрокинулся на кровать. Плечо стрельнуло болью, но я лишь досадливо крякнул. Занятия, тренировки и любые нагрузки под запретом, разрешено только думать о том, что все опять меня ненавидят. Чего я здесь торчу?.. А куда податься?..

Как – куда? Старик не говорил о запрете покидать Базу. И потом, мне вживили маячок. Выходы за пределы Базы не запрещались, надо только отметиться, соблюдать осторожность и надолго не отлучаться. Нигде не сказано, что мне нельзя прогуляться.

Одна мысль родила другую, и я подскочил на кровати. Теперь я знал, что принести Ежи.

Чтобы нас не обнаружили, после происшествия корабль немного изменил орбиту. Выяснить, на какой Земле проходила наша тренировка, было нетрудно: стоило лишь заглянуть в бортовой журнал, где фиксировались все перемещения. Через минуту я уже знал точное имя планеты.