Интернат для брошенных мужчин

Сашка явился в Большой Шишим на другой день к вечеру. Беспокоился, стало быть, за мать, раз молодую жену бросил. Хотя и дорога недальняя, на машине час, если на выезде из города без пробок. И минувшая брачная ночь была, судя по обстоятельствам, далеко не первой. Вид у Сашки был слегка виноватый, но вполне боевой.

– Мама, почему вы уехали? Я вас искал, без вас не начинали, – зачастил он, выгружая из сумки всякие вкусности, видимо, со свадебного стола.

Людмила Петровна, поджав губы, молча смотрела в сторону.

– У тебя телефон не отвечал! Я звонил, звонил…

Молчание.

– Мам… А бабушка… как себя чувствует?

– Пойди к ней и спроси.

– Мама, ну пойми же ты…

– Я понимаю! Мои внуки будут неграми. Я и так всему селу притча во языцех, так еще и с негритятами буду гулять, да? Не дождетесь!

– Да ладно, мама, не волнуйся, никто тебя не заставляет гулять… с негритятами. Если хочешь, мы сюда твою внучку никогда и не привезем, так что никто ничего не узнает.

– Внучку?

– Да, теперь УЗИ все показывает. Говорят, девочка. Хотим Людмилой назвать, если ты не возражаешь. И между прочим, Лена не негритянка. Она креолка.

– Тогда больше подойдет Индиана, – вспомнила Людмила Петровна единственное, что знала по этому вопросу из классической литературы от вообще-то не особенно любимой ею писательницы Жорж Санд. – А так, конечно, спасибо, сынок. Куда уж мне с внуками-то водиться, много чести, обойдешься, мама.

– Так ты же сама сказала…

– Что я сказала?! – взвилась Людмила Петровна, и Сашка, знавший мать, вздохнул с облегчением: раз начала орать и ругаться, значит, дело пошло на лад.

Полчаса Людмила Петровна на повышенных тонах высказывала свое отношение к данному вопросу. Потом устала, охрипла и пошла в кухню пить воду пополам с валерьянкой. Туда же приволокся и Сашка.

– Мам… А у Лены родители, кстати, русские, даже за границей никогда не были. А вот бабушка – кубинка. Дедушка работал на Кубе, он металлург. Знаешь, какая у них интересная история, она сама тебе при случае расскажет…

Людмила Петровна фыркнула в кружку и обрызгала халат.

– И мама Лены, кстати, почти белая, ну, то есть только совсем чуть-чуть смуглая. Вот жаль, что ты не осталась, а то бы сама увидела. Может, и дочка родится в бабушку. Хотя если в маму – тоже неплохо. Между прочим, мне ребята завидуют, потому что креолки – самые красивые женщины на земле, в Интернете все так считают, – и видя, что мать опять молчит, пустил в ход тяжелую артиллерию: – Мам, у Лены родня на Кубе осталась. Можно съездить, даже без всяких путевок, получится недорого. Мы поедем и тебя обязательно с собой возьмем, там же твой океан любимый, вот и посмотришь, ты всегда мечтала.

– Хватит издеваться над матерью, – устало произнесла Людмила Петровна. – Если хочешь, сходи к бабушке сам. И сам объясни, почему все так не по-людски сделал. Выставил нас на посмешище. Я объяснять не стану. Давай поезжай к своей креолке. Я тебя даже видеть не могу!

Когда Сашка ушел, она послонялась без дела по дому, потом решила прибегнуть к лекарству, куда более надежному, чем валерьянка, которой уже пропах весть дом. Она уселась за компьютер… и, конечно же, не удержалась… Через минуту услужливый Интернет предложил ей пятьдесят пять тысяч ответов на запрос «креолка». Через четверть часа Людмила Петровна натолкнулась на текст песни и, поскольку была уже вполне продвинутым пользователем, решила послушать ее через динамики:

Где среди пампасов бегают бизоны,
Где над баобабами закаты, словно кровь,
Жил пират угрюмый в дебрях Амазонки,
Жил пират, не верящий в любовь.
Но однажды утром после канонады,
После страшной битвы возвращался он домой.
Стройная креолка цвета шоколада
Помахала с берега рукой…

Словно в каком-то ступоре (ну не может же так изощренно издеваться над человеком безмозглая машина!), дослушала до конца. И когда обманутый вышеупомянутой креолкой в лучших чувствах пират покончил жизнь самоубийством и птичка на ветвях его души умолкла навеки, Людмила Петровна треснула кулаком по клавиатуре (не привыкший к такому обращению компьютер вздрогнул от удивления – а будет знать, зараза!) и сказала, адресуясь неизвестно к кому:

– Ненавижу ваш океан! К чертовой матери!