Интернат

– А почему бы меня просто не отпустить домой, к маме?

Душкова окаменела со своей дежурной сладенькой улыбочкой. Затем лицо её расслабилось, и она весело рассмеялась, как будто Денис пошутил.

– К маме? – переспросила она. – К маме? Да неужели ты думаешь, что она тебя ждёт? Ну, рассмешил…. Я ей сколько раз звонила, предлагала ей пересмотреть свою систему воспитания, и что ты думаешь?

– Думаю, что вы ей не звонили, – догадался Денис, и она снова на пару мгновений окаменела; стало быть, правда.

– Я звонила, – слишком уверенно надавила она. – Но ей совсем не до тебя. Ты уж прости за правду. И потом, прости - неё появился любовник.

Она выжидающе уставилась на мальчишку, улыбаясь: клюнет, не клюнет. Денис снова пожал плечами.

– Любовник – это клёво. Хоть не одна будет.

Душкова подавила удивление. По-другому стал разговаривать мальчик. Похоже, интернат сделал из него трудного «пациента». Ну, ничего, ничего. В арсенале у Душковой имеются такие инструменты соблазна и воздействия, против которых Enter не устоит, как бы его не отговаривал Денис.

Когда душа у ребёнка двоится, раздираемая страстью, увёртливостью и уверениями взрослых, что эта страсть пагубна, его легче всего переманить на свою сторону, а там уж он сам стремительно упадёт. Проверено веками.

Люция Куртовна встала, погладила дёрнувшегося Дениса по голове материнским жестом. Денис закрыл на мгновенье глаза, сглотнул. Душкова отвернулась, не сдержав довольную ухмылку: какой ребёнок не откликнется на жалость и ласку?

Вот и первый шажок на пути к превращению в стадо. Как тут не вспомнить незабвенного Пиноккио, попавшего в Парк Развлечений, где маленькие хулиганы и лентяи, предоставленные власти соблазна, становились ослами и трудились затем на хозяев всю оставшуюся жизнь!

Принцип Пиноккио отлично действует в современных методиках порабощения и зомбирования! Это прелесть, что за принцип! Ему памятник пора поставить!

Мой дорогой Enter-Пиноккио, ты и не заметишь, как напялишь на себя ослиную шкуру!

Какой здесь простор для деятельности! Больше ста Пиноккио, изъятых у пап Карло из их каморок! И к каждому надо подобрать золотой ключик.

Ну, за этим дело не заржавеет. Личные дела, личный контакт, наблюдение в группе, и он у тебя на крючке. Вернее, на уздечке. Как ослик. Полноправный член ослиного стада.

Люция Куртовна положила на блюдечко пирожное, поставила перед Денисом.

– Не куришь? – спросила она, будто невзначай.

– Нет.

– А я думала, тебя тут научили… Ребята в интернате, прямо скажем, не «золотая молодёжь»; могут всякому научить – в основном, к сожалению, плохому.

Денис упорно не отвечал.

– Но у тебя, я погляжу, сильная воля – ого-го! Это ты молодец, что не поддался.

– Медаль за это дайте, – бросил Денис, – а лучше – домой отпустите.

«Так. На диалог вышел. Превосходно!».

Омбудсмен обрадовалась, но вида не подала, чтобы не спугнуть.

– Ты сам подумай, – проникновенно начала она, – ты же у меня умный мальчик: к кому я тебя отпущу? Куда? Как?

– К маме. Домой. Ворота откройте, я и был таков.

Люция Куртовна повздыхала, покачала головой.

– Денис, Денис…. Да я бы с радостью: не представляешь, с какой! Но мама твоя о тебе позабыла, носа не кажет в органы опеки и попечительства, в социальный комитет, в школу, в управление образования, в администрацию, наконец. Был ты – её не было, нет тебя – и её нет. Всё остаётся на своих кругах. Неужели тебе так хочется вернуться в пустой дом к равнодушной женщине, которая просто называется твоей матерью, а самом деле ею не является?

– Она меня любит, – хмуро отозвался Денис. – А вы меня?

Душкова от неожиданного вопроса замешкалась.

«Ого, какой сообразительный! Где он этому научился? А ведь я предупреждала, что репрессиями и телесными наказаниями ничего толкового не добьёшься. Сперва приручи, найди болевые точки, а потом безболезненно бери его и толкай в бой: зависимость от системы удовольствий и наказаний уже закреплена. А тут – как теперь работать? Единственное, что осталось – его страсть к виртуальной игре».

Она выдохнула, улыбнулась, нежно взъерошила Денискины волосы.

– Конечно, люблю, – сказала она. – Ведь ты сам по себе необыкновенный, одарённый, тонко чувствующий человек. Я, как бы это сказать… настроена с тобой на одну волну.

Денис исподлобья на неё посмотрел и выразился:

– Если на одну волну, то вы наверняка чувствуете, чего я хочу.

Душкова широко улыбнулась, но глаза её источили ледяной яд.

– Мне хочется, чтобы мы друг другу доверяли, Денис, – произнесла она мягко.

– А мы доверяем. Я доверяю вам свои секреты, а вы доверяете меня ментам.

Люция Куртовна едва заметно поморщилась.

– Что ж делать, если процедура такая, – виновато пояснила она.

– Какая процедура? – спросил Денис.

– Процедура изъятия, – машинально ответила она и пару раз моргнула, сообразив, что проговорилась.

Тут же сделав вид, что ничего такого страшного она не сказала, чиновница с преувеличенной радостью заговорила:

– Ой, Дениска! Совсем из головы вон! Что мне для тебя дали! Ну, не лично для тебя, а для моего племянника, на день рожденья, который у него через полтора месяца. Тебе должно понравиться.