Интервальная психопатология

Каждая из этих трех схем поведения вызывает одну из трех форм шизофрении: параноидную, гебефренную или кататоническую. Бейтсон и его сотрудники говорят, что человек «не в состоянии без основательной посторонней помощи расшифровывать и комментировать сообщения других людей», он «похож на саморегулирующуюся систему, лишившуюся своего регуляторного устройства; он обречен двигаться по спирали, совершая постоянные и всегда систематические искажения»; Вацлавик дополняет, что коммуникация шизофреника, сама по себе парадоксальна, в добавок она накладывает отпечаток парадоксальности на участников взаимодействия, создавая порочный круг. (П. Вацлавик, Д. Бивин, Д. Джексон Прагматика селовеческих коммуникаций: Изучение паттернов патологий и взаимодействия./Пер. с англ. – М.: Апрель-Пресс, Изд-во ЭКСМО Пресс, 2000. – 320 с.).

Компаративистика общей психопатологии представлена в немногих работах и чаще всего ограничивается критикой, вместе с тем, новое понимание возможно лишь при изменении методологии, требующей глубокого философского погружения в проблему. В настоящее время обилие междисциплинарных исследований на границе психиатрии и философии привело к выделению новых областей знания – философии психиатрии, философии медицины, клинической философии – все они вызревают как одна из ветвей прикладной философии (Власова О.Г., 2009).

Философия и психиатрия соприкасаются и вступают во взаимодействие как теория и клиническая практика. При трансформации философской теории в практику клинической психиатрии существенную роль играют следующие факторы: 1). Изменения связаны с приспоосбление философской теории к отрасли медицины – клинической психиатрии. Теория всегда определяет практику, а практика влияет на теорию. 2). Клиническая практика в обязательном порядке требует приспоосбления теории к своим задачам – исцеления пациента. Теория подчинена практике – те элементы теории, которые не имеют прагматического значения, обычно исключаются. 3). Практика психиатрии не поддаётся логике «здравого смысла». Практика психиатрии для разума есть прямой опыт трансцендирования, в котором он видит свои ограничения. Поэтому психиатрическая практика совершенствует философскую теорию. Под влиянием психиатрии философия ставит свои вопросы: каковы онтологические основания патологического опыта, и что он может сказать нам о привычной реальности; какие механизмы конституируют патологический мир и запускает эти трансформации; что составляет ядро патологического опыта и как вообще онтологически и онтически он возможен; каким путём можно проникнут в патологическую реальность и каковы основания для интерпретации.

Все теории, возникшие в результате взаимодействия философии и психиатрии, представляют нам не психиатрию и не философию как таковую, в их рамках возникает пространство философской рефлексии, определённая философская культура. Именно в этом состоит феномен междисциплинарной философской психиатрии как таковой. Философские идеи вызревают в пространстве клинического мышления. Мышление клинициста и мышление философа отличаются уже по самой своей направленности. Идеал клинического мышления – конкретная болезнь, синдром, симптом, практическое применение теории. Философское мышление, напротив, устремлено к предельному обобщению. Творческое сочетание этих двух типов мышления мы видим у К. Ясперса – предельная чёткость, конкретность и блестящая способность к систематизации и обобщениям.

Герберт Шпигельберг в своей работе, посвящённой феноменологии в психологии и психиатрии (Phenomenology in Psychology and Psychiatry: A Historical Introduction.– Evanston: NWUP, 1972) отмечает особенно большое значение феноменологии в психологии и психиатрии. Он фактически не разделял психологию и психиатрию в описании влияния на них феноменологии, аргументируя такую позицию чрезвычайно высокой их пересечения. Кроме психиатрии Шпигельберг выделял как сферы влияния феноменологии психопатологию и психоанализ, дифференцируя их как от психологии, так и от психиатрии. Психопатология определяется, прежде всего, как теоретическая дисциплина, предметом которой служат психические расстройства, психиатрия же – в большей мере как клиническая практика. Шпигельберг определяет феноменологические психологию и психиатрию как «прикладная феноменология», «метафеноменология» и связывает внедрение феноменологии с кризисом науке в XX веке. Феноменология, подчёркивает Шпигельберг, проникла в психологию и психиатрию путём неличных и косвенных влияний. Он подчёркивал, что феноменология не должна конкурировать с психологией и психиатрией, для которых имеется своя естественнонаучная основа. Феноменология, таким образом, приобретает «статус универсального метода науки» (Гусерль).