Интервенция и Гражданская война

Председателем «Мурманского Краевого совета» был ранее долго проживавший в Америке рабочий А. Юрьев, убежденный в необходимости помощи Мурману со стороны Антанты ¹⁰⁸⁸. Приглашая англичан он не идеализировал ситуацию и признавал, что «союзники отсюда не уйдут, что бы мы ни говорили» ¹⁰⁸⁹. И он был прав, союзники быстро превратились в интервентов. Генерал Ф. Пул [Пул Ф.К. (1859-1936) – участник англо-бурской войны; во время Первой мировой войны возглавлял британскую миссии снабжения в России; в начале июня 1918 г. был назначен главнокомандующим войсками союзной экспедиции в России; сыграл ключевую роль в разработке и осуществлении планов интервенции на Север, в 1919 году находился в качестве британского военного представителя у генерала Деникина], информируя Лондон о разрыве Мурманского Совета с Москвой, недвусмысленно заметил, что его депутаты тем самым «надели веревку на шею и, если они будут колебаться, я заставлю их быть твердыми» ¹⁰⁹⁰. Член Мурманского Совета Г. Веселаго [Веселаго Г.М. – сын адмирала, командир эсминца во время Первой мировой войны. Сыграл решающую роль в разрыве Мурманского совета с Советским правительством. В 1920 г. эмигрировал в США, позже – управляющий крупной американской фирмой] по этому поводу писал: «Генерал Пул ведет откровенно реакционную политику и смотрит на русских, как смотрели англичане прежде на кафров» ¹⁰⁹¹.

6 июля было подписано «Временное соглашение» [«Словесное соглашение» (Внешняя политика СССР, Сб. докум., т. I, с. 54 (Штейн Б.Е…,с. 39))] представителей «союзников» с мурманским Советом, интервенция приобретала тем самым легитимность – «интервенции по приглашению». В соглашении также указывалось, что все расходы «союзников» по оказанию помощи Мурманскому Совету записывались «в общий счет государственного долга России» ¹⁰⁹².

Но с одной стороны, Советское правительство не было признано странами Антанты, что ставило его вне международных законов, а следовательно, делало незаконными и все соглашения между представителями Советов и Антанты. Это, конечно, делало совершенно законной интервенцию. Ллойд Джордж по этому поводу писал: «Мы обращаемся с большевистским правительством так, словно оно не является правительством. При старом режиме мы бы не высадились в Мурманске и Владивостоке без разрешения царя. Мы действуем, как во времена Французской революции, – захватывая Тулон и прилегающие места одно за другим» ¹⁰⁹³. Но интервенция в чистом виде противоречила демократическим принципам, которые декларировали «союзники». Интервенты прекрасно понимали двусмысленность своего положения и именно поэтому любой ценой добивались формального приглашения большевиков, либо искали веский повод для интервенции. На нерушимости демократических принципов настаивал В. Вильсон. «Президент всей душой сочувствует любым военным усилиям, которые могут быть предприняты в Мурманске и Архангельске, но подобные действия следует предпринимать только при гарантированной симпатии русского народа, и они не должны иметь своей конечной целью какую-либо реставрацию старого режима или оказывать любое другое влияние на политическую свободу российского народа» ¹⁰⁹⁴.

С другой стороны, Советское правительство не подтвердило официально правомерность этого «соглашения» [Мало того, еще за несколько дней до подписания соглашения, по директиве Центра, Юрьев официально был объявлен «врагом народа» и поставлен «вне закона», т.е. не имел на никаких официальных полномочий], отдавая себе отчет, что это грозит разрывом Брестского мира, подписанного на следующий день после Мурманского соглашения, и новым наступлением немецкой армии. И оно действительно началось. В ответ на протест Советского правительства по поводу нарушения Германией Брестского договора Мирбах 30 апреля ответил, что «германское вторжение прекратится, когда союзники оставят Мурманск и Архангельск». Американский посол Фрэнсис сообщал в Госдеп: «По моему мнению, такой шаг со стороны союзников был бы весьма неблагоразумным» ¹⁰⁹⁵.