Интервенция и Гражданская война

В наиболее боеспособной из всех белых армий, армии Деникина, в период ее максимальной численности летом 1919 г. состояло 30 тыс. офицеров, 70 тыс. казаков, 10 тыс. горцев: всего 140 тыс. человек¹⁷⁴. Армия действительно имела классовый характер и целиком могла полагаться только на офицеров Л. Спирин пишет: «…Стоило только перейти к массовой мобилизации… как процент офицеров упал в 7-8 раз и армия стала терпеть поражения»¹⁷⁵. О том же пишет и С. Волков: «На офицерском самопожертвовании во многом и держалось Белое движение…»¹⁷⁶ Проблема лидеров белой армии, оказавшихся неспособными повести за собой массы, крылась не только в идеологии, но и в их полном отрыве от этих масс. Э. Гиацинтов отмечал, что, несмотря на то что генерал Алексеев был сыном простого солдата, «Алексеев – ученый военный, который никогда в строю не служил, солдат не знал. Это был не Суворов и не Скобелев, которые, хотя и получили высшее военное образование, всю жизнь провели среди солдат и великолепно знали их нужды…»¹⁷⁷ Н. Головин, полемизируя с Деникиным, писал, что его строки «грешат тем же непониманием народных масс, которое привело затем самого автора… к крушению…»¹⁷⁸

Доля офицеров в Добровольческой армии и ее общая боевая численность¹⁷⁹

Весной 1918 Весной 1919 Осенью 1919 Весной 1920

Доля офицеров 60-70% 30% 10% 25-30%

Численность армии, тыс. чел. 8,5 40 150 25

Численность Добровольческой армии резко выросла только с началом поступления «союзнической» материальной и финансовой помощи в начале 1919 г. Один из командующих Красной Армии Егоров по этому поводу совершенно справедливо писал, что «…деникинщина оказалась преимущественно одной из форм этой интервенции»¹⁸⁰. Деникин сам подтверждает это замечание, говоря о помощи интервентов: «Военное снабжение продолжало поступать, правда, в размерах, недостаточных для нормального обеспечения наших армий, но все же это был главный, жизненный источник их питания»¹⁸¹. Белое движение обеспечивало свое существование только за счет «союзнической помощи», без нее оно не могло бы существовать, а следовательно, не было бы и широкомасштабной гражданской войны в России…

Белогвардейские армии оказались еще в худшем положении, чем армии внешнего врага,- они не имели доброкачественных пополнений. Чем дальше продвигалась Белая армия, чем большую территорию захватывала, тем больше теряла свою боеспособность. Врангель писал: «…Для меня было ясно, что чудесно воздвигнутое генералом Деникиным здание зиждется на песке. Мы захватили огромное пространство, но не имели сил для удержания его за собой. На огромном, изогнутом дугой к северу фронте вытянулись жидким кордоном наши войска. Сзади ничего не было, резервы отсутствовали. В тылу не было ни одного укрепленного узла сопротивления»¹⁸². Шульгин, ставший офицером, вспоминал: «Мы «отвоевали» пространство больше Франции. Мы «владели» народом в сорок миллионов с лишком… И не было «смены»? Да, не было. Не было потому, что, измученные, усталые, опустившиеся, мы почти что ненавидели тот народ… за который гибли. Мы, бездомные, бесхатные, голодные, нищие, вечно бродящие, бесконечно разлученные с дорогими и близкими,- мы ненавидели всех. Мы ненавидели крестьянина за то, что у него теплая хата, сытный, хоть и простой стол, кусок земли и семья его тут же около него в хате…- Ишь, сволочь, бандиты – как живут! Мы ненавидели горожан за то, что они пьют кофе, читают газеты, ходят в кинематограф, танцуют, веселятся…- Буржуи проклятые! За нашими спинами кофе жрут! Это отношение рождало свои последствия, выражавшиеся в известных «действиях»… А эти действия вызывали «противодействие»… выражавшееся в отказе дать… «смену». Можно смеяться над «джентльменами», но тогда приходится воевать без «смены»¹⁸³. В результате в Белой армии «в 1919-1920 годах проводились насильственные мобилизации даже среди военнопленных. Последними доукомплектовывались и такие дивизии, как корниловская и дроздовская. Генерал А. Туркул, начальник дроздовской дивизии, вспоминал: «Батальон шел теперь на красных без офицеров. Одни солдаты, все из пленных красноармейцев, теснились толпой в огонь. Мне казалось, что это бред моей тифозной горячки, как идет в огне толпой, без цепей наш второй батальон, как наши стрелки подымают руки, как вбивают в землю винтовки штыками, приклады качаются в воздухе. Никогда ни в одном бою у нас не было сдачи скопом. Это был конец…»¹⁸⁴