Интервенция любви (СИ)

Что ж, его желание исполнилось – через три часа, когда он опять переступил порог своего убежища, Инга уже успела взять себя в руки. Почти. В настороженных глазах, сейчас больше напоминающих ему глаза дикого испуганного зверька, нежели человека, еще виднелись отголоски срыва. И все же – она владела собой куда лучше, нежели когда Лютый покидал это место. Факт.

Ему не стало легче или проще от этого наблюдения.

Наоборот.

Стоило Лютому зайти, как Инга тут же подскочила на ноги. Сгруппированная, напряженная, собранная. И при этом – настолько потерянная, какой он ее ни разу не видел за все время, что держал эту женщину в своем поле зрения.

В этом доме было не так и много пространства: одна большая комната, выполняющая роль и прихожей, и гостиной, и чего там только не понадобится. Хотя, гостей здесь до Инги не бывало. Эта комната переходила в не особо просторную кухню, из которой дверной проем вел в ванную комнату. Так же имелась совсем небольшая спальня. В нее вел темный коридорчик, начинающийся в противоположном от кухни углу комнаты. В коридоре стояла лестница, позволяющая подняться на чердак.

Это не Лютый здесь все так устроил, предыдущие хозяева. Он просто использовал то, что в доме имелось. И этот ассортимент не был большим. Пол дощатый, не крашеный Бог знает сколько лет. Стены покрыты давно посеревшей и местами потрескавшейся побелкой. Лютый никогда ничего не ремонтировал внутри. Только снаружи обеспечил максимум безопасности: окна с решетками и ролетами, входные двери, несколько отступных путей. Правда, на этот заброшенный хутор еще надо было знать, как добраться. За все то время, что Лютый владел домом, сюда не забредал никто, кроме редких бродячих псов, да пару раз косули, когда зимы оказывались уж очень холодными.

Внутри же ему и в голову не приходило что-то устраивать или менять – Лютого это не интересовало. Убежище ему требовалось не для удобства, а для укрытия от врагов. Тех, что могли появиться сейчас, и тех, что преследовали его разум и суть с самого детства. Собственно, ни в одной комнате даже не было дверей, только откосы. Он очень четко осознал этот факт именно теперь, когда смотрел на Ингу, до его появления сидевшую в самом углу ванной. Все пространство, кроме спальни, по сути, просматривалось с порога, за исключением пары углов. Спальню же уединял только коридор. Дверей там так же не было.

Возможно, не совсем то, к чему она привыкла. С другой стороны, как и с волосами, Инга сейчас не в той ситуации, чтобы выбирать.

Лютый спокойно поставил на пол два пакета, которые привез и сделал еще шаг внутрь комнаты, плотно прикрыв за собой входные двери. Молча. Инга, словно в ответ на это движение, так же молча выпрямилась еще сильнее.

Зря.

Все его поступки за последние сутки были лишними и неверными. Не стоило вообще соглашаться еще и на этот заказ.

Он пытался вернуть свое обычное безразличие и собранность. Старался. И не мог.

Вместо этого продолжал изучать женщину, стоящую напротив.

Она должна была бы скукожиться. Сжаться. Спрятаться. Вместо этого Инга все выше вскидывала голову и держала спину так, словно ей в позвоночник вбили кол. Она должна была выглядеть жалко с этими своими куцыми, словно побитыми шашелем остатками волос, торчащими на ее голове рваными и неровными жалкими темными «остюками».

Она и выглядела так. Вероятно.

Только он-то видел и понимал куда больше любого стороннего наблюдателя. И дело было не только в заказе. Хотя да, смерть чересчур сближает людей. Даже если вы стоит по разные грани этого понятия. Он не убил ее. Факт. Но это не мешало видеть ему в Инге то, что не стоило рассматривать.

В этот момент Лютый сильно жалел, что решил сымитировать самоубийство Инги не в прихожей ее квартиры. Что Соболева успела позвонить и настолько все усложнить. Куда больше, чем ему казалось, когда он обдумывал ситуацию час назад, возвращаясь сюда.

Эти ее глаза… Лютый смотрел в них, потому что не находил сил оторвать свой взгляд. Пусть и знал, что не стоило углубляться. Не следовало знать об Инге больше, чем уже знал. Но из-за того, что она все-таки обрила свои волосы, ее глаза теперь казалось просто огромными. И своим диким, злым и настороженным выражением бросали ему вызов. Манили возможностью выведать еще больше, заглянуть еще глубже внутрь души этой женщины, так глубоко, как она, наверняка, и не думала бы ему позволять.

И от того, что видел, он каждым нервом ощутил, как натянулись мышцы на его спине, каменея. Как воздух стал плотным, будто шуршащим, стоило сделать малейшее движение. Он никогда не любил это шуршание. Сейчас, однако, это стало неважно.