Интервенция любви (СИ)

Все это время Лютый продолжал сжимать ее запястье, и крепко фиксировал саму Ингу, чтобы предупредить еще какой-нибудь необдуманный порыв. Наверное, слишком крепко. И безосновательно близко к себе. Разумеется, для того, чтобы лучше оценить ее состояние и не пропустить все те же мелочи. Резко проступившие скулы. Темные круги под глазами, покрасневшие, словно воспаленные глазные белки и прорезавшиеся линии в углах рта. Губы искусаны и сухие до того, что кожа на них начала отслаиваться лохмотьями. Все изменения буквально гротескно проявлялись из-за того, что на остриженную голову она натянула шапку и не за чем было прятать то, что он видел.

Его шапку. Она надела его старую шапку.

Лютому, почему-то, это показалось забавным. Хоть понимал, что заставило Ингу так поступить – через голову и в обычном состоянии человека теряется до тридцати процентов тепла тела. А уж без волос…

Инга, наконец-то, осознала, кто ее держит и глубоко выдохнула. Обмякла. Будто повисла на его захвате, разом потеряв все силы, заставившие ее сделать этот отчаянный бросок.

Он каждой мышцей, каждым сантиметром своего тела ощутил облегчение, затопившее ее. Озноб, охвативший Ингу от этого облегчения.

Он в принципе чувствовал всю ее. Физически. Это было лишне. И вот так, сходу, развенчивало все его самозаверение, что она не имеет никакого отношения к тому, что с ним творится в эту неделю.

Он ее чувствовал. Во всех смыслах. Это было новым опытом. Слишком мощно. Слишком массивно. Лишне. Да, она вызвала в нем желание. Его тело на нее реагировало однозначно и хотело секса. Ничего удивительного – его тело было живым. Лютого озадачивало и сбивало с толку иное – он хотел ее.

Его разум, его сущность, все в нем хотело заполучить эту женщину. Она будоражила все внутри него. То, о чем Лютый предпочел бы забыть. То, что считал себе не присущим и удачно подавленным в самом зародыше. Не раз за последние дни он ловил себя на мысли, что ему хотелось понять, что такого особенного в Инге, что она взбудоражила его? Заглянуть внутрь нее, не под кожу, для него не было бы ничего нового ни в мышцах, ни в костях, ни во внутренностях. Ему же хотелось ее понять, узнать ее суть, чуть ли не препарировать, расслоить на слои и части разум и душу.

Инга много чего в нем вызвала. Но сейчас было не время это анализировать.

И в этот раз он не был уверен, что стоит немедленно уносить ноги от этого всего.

Лютый мог бы уже разжать руки и отойти. Она уже была в состоянии воспринимать и слова. Но он продолжал держать. И смотреть. Пока отодвинув реакцию тела.

Ее ключицы и плечи выпирали сквозь кожу и кофту. Он ощущал это своим телом, к которому Инга была плотно притиснута. На правой ладони, той, которую Лютый держал в захвате своих пальцев, кожа в основании пальцев была содрана и растерта. Ее покрывали потрескавшиеся корочки. Пальцы казалась ледяными. И как минимум на двух из них (то, что он видел, не рассматривая особо) имелись нарывы около ногтей.

Не обращая внимания на то, что Инга уже практически пришла в себя и попыталась отступить, он сохранил силу захвата, с которым держал ее, по сути, полностью зафиксировав впритык к своему телу. И повернул руку Инги, чтобы видеть детально. Придавил своими пальцами, не обратив внимания на короткий рваный выдох женщины. Три. На трех пальцах ее правой руки были нарывы. Под кожей он нащупал глубоко вогнанные занозы, которые Инга, видимо, не сумела вытащить. И на двух пальцах левой, констатировал он в уме, осмотрев вторую руку.

– Я не знала, кто… – видимо, она пыталась объяснить свои действия.

Голос Инги звучал тихо. Неуверенно. Почти так же хрипло и ломано, как у него самого. Когда долго молчишь, так бывает. Словно горло и язык теряют практику.

Он в ответ только кивнул. И наконец-то отпустив ее, отошел в сторону, еще раз осматривая дом.

Холодно. Игнорируя преследующие его тени и это настырное шуршание, он сосредоточился на температуре. Подходя к дому, Лютый решил, что Инга не топит с той же целью скрыть свое присутствие, которую преследовала и задраив окна, не появляясь на улице. И только сейчас у него появилась мысль, что эта женщина просто не умеет топить грубу, которая и обеспечивала обогрев дома. Из-за удаленности дома от сел, ни о каком газе здесь и речи не шло, ясное дело. Печь топилась дровами. Их запас имелся в небольшой каморе под лестницей, и в сарае на улице. Однако, очевидно, ему стоило еще неделю назад объяснить ей, как печь растапливается. Факт, что тогда он слишком торопился унести от нее ноги, чтобы беспокоиться об этом. Да и не собирался он этого делать. Беспокоиться.

Нельзя было не признать и того, что Инга, со всей очевидностью, пыталась этой наукой овладеть самостоятельно.

Неудачно, судя по ее рукам и температуре в доме. А значит, и горячей воды у нее не было все это время, так как единственное место для приготовления чего-то горячего, так же находилось в печи. Плита, хоть и стояла в углу кухни, не работала уже тогда, когда он дом приобрел.

– Что-то случилось? Все решилось? – Инга прокашлялась, пытаясь вернуть голосу обычную глубину, видимо.