Юрий Савельев родился в интеллигентной семье младших научных сотрудников местного НИИ. Он ничем не выделялся на фоне своих сверстников, как в младенчестве, так и в детском саду. Вот только в школе стал белой вороной. Так получилось, что у родителей родилась девочка, его младшая сестра и однокомнатную квартиру в районе, где селились все работники института, пришлось поменять с доплатой на двушку, но совершенно в другом районе. Родителям стало лишь немного дольше добираться до работы, ходил прямой автобус от нового дома до НИИ. А вот у маленького Юры жизнь перевернулась кардинально. Район оказался рабочим, и дети тут были такими же. Если в прошлом они все во дворе были примерно одинаковыми, то сейчас парня окружали сверстники совсем с другим воспитанием, мировоззрением и ценностями. И на фоне их он явно выделялся. А дети не любят тех, кто не такой как они. И если в младшей школе все останавливалось на уровне кличек "интеллигент" и "ботан", то в средней школе жизнь белой вороны ухудшилась. Это сейчас знают такое слово, как буллинг, раньше это просто называлось травлей. Травили Юру систематически. Мало того, что он учился на одни пятерки, а по-другому в его семье было нельзя, так вместо качалки и бокса, так популярных у современных подростков, он ходил в музыкальную школу. И вот представьте, идет такой прилизанный мальчик, в чистеньком не дорогом пальто, натертых гуталином ботиночках, ворот рубашки белой с галстуком виден, в руке папка для нот… А до музыкальной школы надо было пройти два квартала. Обычно проехать на автобусе, но на установке могли тусить местные, и тогда приходилось бежать. Быстро бежать, а если спотыкнешься или тебя догонят, домой придешь во всем грязном и с синяками. Объясняй тогда родителям, что упал. Хорошо не на скрипке играл, и носить её не надо было. Испорченные ноты можно купить на сэкономленные на обедах деньги, а вот скрипку, домбру, гитару или аккордеон не купишь. Один знакомый из музыкалки рассказывал, что если его ловят, то он накрывает собой футляр с аккордеоном. Синяки заживут, переломы срастутся, а вот на другой инструмент денег у его родителей уже не будет. Юра думал, что когда он будет учиться в старшей школе, от него отстанут. Но нет. К этому времени в Империи стукнул кризис и те, кто третировал Юру в детстве, в его юности стали бандитами и решили уже обдирать всех в районе. А молодой пианист стал для них любимым мальчиком для битья. Когда же его заметили в музыкальном плане и стали приглашать на концерты в другие города и даже в столицу, криминал решить поставить его на деньги. Им было все равно, что ему не платят, ибо он юное дарование, да и всю дорогу и жилье с проживанием его родители оплачивают во время концерта. Ездишь? Играешь? Значит платят. А если платят — плати. Но платить было нечем. И его избивали, думая, что он не хочет платить. Во время одного такого избиения, ему переломали пальцы.
— Не хочешь платить, то и играть не будешь!
Переломы очень долго срастались, а потом еще очень долго восстанавливалась работоспособность. Но даже когда все восстановилось, опять так же играть он не смог. Хуже, не намного, но для профессионалов заметно. Его перестали брать на концерты. В консерваторию он не поступил, руки не дали. А так, как в другие институты он и не планировал, то пришлось идти в армию. Очень странно, но ему, музыканту здоровья на армию хватило, а вот все пацаны, кто его бил и третировал, на комиссии оказались язвенниками и бронхитиками.
Армия, это слово без содрогания Юрий вспоминать не мог. Кризис в Империи свёл того славного солдата из кино на нет, заменив его на ожесточённое быдло. А так как разрешили служить и отсидевшим срок, в армии махровые цветом расцвела в те времена дедовщина. Но самое страшное, что в его призове новобранцев было всего трое. Он и ещё два парня. А дедов двенадцать. Первые полгода он почти не спал, пришивая подшивы четверым, а то и шестерым девушкам, а ещё гладил их форму. А по выходным пьяные деды просто их избивали, говоря, что воспитывают так в них стойкость. Когда пришли новые духи, а он стал так называемым слоном, его чуть подразгрузили, и из обязанностей оставили только заправку дедушкиных кроватей. Но били все равно периодически за любую провинность. Сначала он хотел дожить до звания деда и так же измываться над молодежью, но когда же Юрий стал сам дедушкой, он уже ничего не хотел, кроме как, чтоб его оставили в покое.