О Господи! Да конечно же, переживем! Социалистический реализм пережили, что нам модернизм! Что же касается тенденций, то из всех из них превалирует одна: коммерциализация. Мы оказались в новом для нас мире слишком внезапно, и все никак не можем привыкнуть к простым идеям, давным-давно известным везде «за бугром». «Поэт в России теперь не больше, чем поэт, — но и не меньше!». «Литература есть товар». «Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца!». И так далее. Ничего, привыкнем.
Конечно, проще: в утопичные миры, в пиво, в наркотики… А как же совесть? Ответственность за себя и детей? Просто нравственная чистоплотность, наконец? Не противно быть запачканной — в своей рубахе-ближе-к-телу и хате-которая-с-краю? Конечно, мы все (каждый из нас) можем очень мало. Но как важно «все понимать, ничему не верить и ни с чем не соглашаться»!
Ни один из моих знакомых шестидесятников этой странной мысли не высказывал. Никакого упадка культуры и искусства я не вижу. Скорее, имеет место некоторое разочарование. Казалось нам совсем недавно, что немедленно после отмены цензуры и упразднения господствующей идеологии искусства расцветут невиданным цветом, — а этого не произошло. Все оказалось сложнее, чем мы думали. Может быть, именно это отсутствие взлета кое-кто и принимает (по контрасту) за упадок? Но это, мягко говоря, несправедливо. Сейчас ежегодно и регулярно выходят книги, появляются театральные постановки, снимаются фильмы такого уровня, что появись они 20 лет назад — это была бы культурная бомба невероятной силы! А сейчас — пара кисло-сладких рецензий в газетах, краткий и достаточно вялый обмен мнениями за субботним чаем между знатоками и ценителями — вот и вся реакция на культурное событие. Заелись мы, вот что я вынужден констатировать. Заелись и утратили ощущение новизны. Слишком много всего (книг, событий, скандалов) происходит в единицу времени. «Глаз замылился»…
Нынешний читатель гораздо более привередлив и избалован. И он — свободен. Для него не существует понятия «запретная тема». Кроме того, мне кажется, заметно снизилась доля «запойных» читателей. Гораздо больше развлечений стало: богатое телевидение, видики, компьютерные игры, дискотеки, просто кино, наконец. Ничего этого у нас не было. Мы — читали. Впрочем, все эти различия не кажутся мне существенными. Не различия поражают воображение, а скорее, сходство: книги по-прежнему раскупают и читают — почти также энергично, как и в наше «скучное» время.