Интервью номер один

Я помню, как мы показали «Пять вечеров» худсовету – боже, какие бои были! Полицеймако, который был представителем истинной, действительно романтической драмы и высокой комедии, – он просто кричал на худсовете, что не желает копаться в житейских судьбах мелких сереньких людишек!

Я когда прочла пьесу и узнала, что буду играть Тамару Васильевну, сказала: «Так это не моя роль! Я Катю должна играть!». Я ведь таких ролей до этого не играла, я считалась комедийной характерной актрисой! Но меня уговорили.

– Не жалеете об этом?

– Что Вы! У меня же новая жизнь началась в театре! После «Пяти вечеров» я героинь начала играть. Когда мы были на гастролях в Тбилиси в 1959 году, там была чудовищная жара. И я выхожу на авансцену, зрители совсем рядом сидят, собираюсь петь песню из спектакля, и вдруг у меня отваливаются накладные ресницы с одного глаза. А зритель-то тут, рядом, все видит! Что делать? Я снимаю ресницы со второго глаза и кладу в карман. Назавтра в тбилисских газетах была рецензия: «Какая гениальная режиссура! Когда к Тамаре пришла любовь, она поняла, что ей украшать себя уже не надо, и Товстоногов предлагает актрисе снять ресницы, потому что она и так прекрасна, без наклеенных ресниц!».

Очень советская актриса?

Д. 5Фото из архива Зинаиды Шарко

– Мне кажется, что один из Ваших самых запоминающихся образов (я не говорю конкретно о какой-то роли) – это некая замученная усталая женщина, в неряшливом, запахнутом кое-как халате, с папильотками в волосах… И этот образ очень созвучен нашей жизни, нашей действительности. На мой взгляд, это делает Вас очень советской актрисой. А могли бы Вы представить себя в Голливуде?

– Нет. Что мне там делать? Нет. Нет.

– А Вы часто ощущали себя звездой? И вообще, насколько актеру, на Ваш взгляд, это нужно?

– Ну, звездой я никогда не была, а популярность есть. Недаром же я 35 лет работаю в БДТ. И телевидение популярности добавляет, естественно, меня узнают.

– А приятно, когда узнают?

– Очень приятно, но не всегда. Потому что, когда ты идешь, например, на базар, пробуешь капусту или выбираешь картошку, а за тобой ходят, это – омерзительно! Просто омерзительно!

– А те, кто Вас узнавал, картошку для Вас получше выбирали?

– Нет, я всегда начинаю «возникать». Я однажды сказала: «Да что же я вам – слон, в конце концов!?». Мне ответили: «Нет, Вы не слон, Вы – наша любимая артистка!» А самое гениальное узнавание случилось у овощного ларька. Продавщица долго-долго на меня смотрела, а потом спросила: «Сама или просто похожа?». Просто одесский вариант.

Подведем итоги

– В одной из статей, посвященной Вам, было написано: «Прошлое нельзя вернуть, его можно только заново понять и рыдать или молчать о содеянном и непоправимом». У Вас много было такого, что Вы хотели бы вернуть и исправить?

– Да. Как правильно автор пишет, это невозможно. В общем-то, я в какой-то степени фаталистка, что ли. Потому что я считаю, что все, что ни делается, – все к лучшему. И моя жизнь это подтверждает.

– Больше было плохого или хорошего?

– Хорошего! Хорошего!

– Как Вы считаете, извините меня за этот вопрос, актриса Шарко состоялась?

– Да! Судите сами… Я попала к одному из лучших педагогов страны Борису Зону. До того, как прийти в БДТ, я 4 года проработала с таким выдающимся художником, как Николай Павлович Акимов. Как-то мы были на гастролях в Сочи. Мы все были молодые, а ему, наверное, лет 50. Он нам казался глубоким стариком. А Николай Павлович очень нежно относился к молодежи. Он сидел один, грустный, в номере, глядя на нашу бурную жизнь, и сочинил стихотворение, которое называется «Элегия». Собственной рукой написал, до сих пор у меня под стеклышком на стене висит. Я очень горжусь этим стихотворением:

Когда страдал я глубоко,

То принимал я душ шарко.

Не помогал, однако, душ,

Я был один средь чуждых душ.

Теперь уже вздохну легко,

Нашел рецепт: маэстро, туш!

Отдельно принимаю душ,

Отдельно – Зиночку Шарко!

Все это, разумеется, мечты.

На этом поприще я более не воин.

Подобной чистоты, подобной красоты,

Увы, я больше не достоин.

Былых страстей не раб, но господин,

Куда ни кину взор – их двое, я – один.